На осколках разбитых надежд (СИ)

Штефан не стал задерживаться. Пожал на прощание руку Лены и отошел от нее в сторону. А вот Войтек наоборот остановился и обернулся к девушке. Встал на расстоянии, молча и без единого лишнего движения. Молчала и Лена, впервые за это время вдруг ощутившая чувство потери. Да, поляк многое скрывал от нее и порой использовал «вслепую». Но он был все же своим, товарищем по несчастью, которому тоже довелось пережить плен и рабство нацистов. А еще он спас ей жизнь, позволив начать все заново.

Так и стояли некоторое время — без слов глядя друг на друга с расстояния в несколько шагов. И все сильнее разгоралось в Лене пламя сомнения в верности принятого решения. Как можно было оставаться с немцами, которых она знает всего лишь несколько недель? Быть может, лучше согласиться на предложение Войтека?.. И тут же вздрогнула от этих мыслей, прогнала их прочь, ужасаясь этой слабости. Нет, только не на таких условиях. Как товарищ, как подруга, как сестра. Но только не как жена.

Потому что всем своим существом она принадлежала лишь одному. По своей воле и без принуждения. Навсегда…

— Пора, — тихо заметил Штефан, прерывая это странное прощание, и Войтек кивнул, соглашаясь с ним. Потом взглянул на Лену в последний раз, вскинул к полям шляпы руку, сложив вместе два пальца — указательный и средний, словно отдавая ей честь. Лена не успела ничего сделать или сказать, так он быстро развернулся и зашагал прочь. Даже кивнуть на прощание не успела в ответ этому странному жесту или поднять руку в знак прощания.

Лена не могла не вспомнить с тревогой о Войтеке через год, под осень 1944 года, когда по Германии прокатятся слухи о восстании Варшавы против нацистов. Сами же немцы официально объявят о произошедшем спустя несколько недель, когда станет ясно, что полякам суждено потерпеть поражение в этом противостоянии. Ей так и не довелось узнать, пережил ли Войтек период восстания или сгинул во время боев на разоренных улицах или позднее, когда нацисты жестоко мстили за подобное безрассудство, проявляя невероятную жестокость. А может, он погиб еще раньше, так и не сумев добраться до Польши. Вестей получить об успехе или неудаче было неоткуда — больше в дом Гизбрехтов никто из поляков не стучался, прося об убежище или помощи. То ли Войтек сдержал слово, то ли действительно группа попалась в руки гестапо. И коротких весточек из лагеря в Польше больше не приходило, что вызывало в немцах часто приступы отчаяния и бессилия из-за неизвестности, которая поселилась отныне в их доме. Да, из лагеря приходили редкие открытки со скупыми посланиями «Жив. Не болею часто. Надеюсь на скорейшее исправление», но этого было так мало. Да и Кристль не верила, что это почерк ее сына — слишком уж кривым и неровным тот стал за эти годы.

— Обманули поляки, ей-ей! — иногда взрывалась она. — Знала весь, что так и будет. Нужны мы им были с Людо, вот и помогали. А как без пользы стали, так и вон! Может, Пауль уже и мертв давно, а мы все дураки старались…

Первое время Лена пыталась оправдать поляков. Говорила, что неизвестно, как и что произошло с ними. Но потом перестала, понимая, что ее голос звучит неубедительно совсем, так и мелькает в нем нотка сомнения из-за той червоточины, что сидела внутри ее самой. Да и сами немцы постарались забыть об этом, сосредоточив свое ожидание на этих открытках из неизвестного им местечка Дахау.

Тот день Лена назвала бы «днем гостей», если бы ее попросили о том. Ведь к Гизбрехтам наведались в дом не только поляки с последним визитом. Предусмотрительная Кристль зазвала в полдень к себе на знакомство с «родственницей» многочисленных соседок на чашку кофе и домашнее печенье. Лене пришлось около часа сидеть в напряжении и подбирать тщательно слова, пока ее разглядывали и расспрашивали, сочувственно охая ее мнимой потере родителей.

— Никому не доверяй, — предупредила Лену Кристль еще утром, когда замешивала тесто для печенья. — Особенно молодой фрау Дитцль, что живет в доме по соседству. И даже Ильзе нельзя говорить многого. Ты поняла меня? Она будет выглядеть дружелюбной и даже может стать твоей подружкой. Но не шибко ей верь. Просто делай все, что она говорит, и соглашайся со всем.

Так Лена и делала. Она старательно помогала Кристль во время этой короткой трапезы, подавала всем бутерброды с маслом и печенье и изредка отвечала на вопросы, обращенные к ней. Ей до сих пор верилось с трудом, что все эти немки — пожилые матери и молодые жены с крохами на руках, могли приветствовать убийства, которые творили их сыновья и мужья на родине Лены. Но она все еще хорошо помнила, как восторженно отзывалась Биргит о службе старшего сына на оккупированных территориях и как Урсула радостно распаковывала посылки с награбленным добром.