Нет, он был не намерен умирать предателем Германии, каким его так желал выставить на суде гауптштурмфюрер. Каким его сделала любовь к Лене, помимо воли. Быть может, следователь прав — он действительно глупый солдафон, который пошел за мечтой к самому краю, на котором балансировал сейчас. Но он не предатель… не предатель своей страны и своих сослуживцев. И он умрет, отрицая эти обвинения, не в силах оправдаться за свою ошибку. Лучше молчать…
Признания Рихард так и не написал. Ему по-прежнему нечего было сказать этому служителю Фемиды, которая действительно ослепла и оглохла в рейхе, раз под ее именем творились такие дела. В этот раз допрос закончился очередным переломом носа, который сломал ему сам гауптштурмфюрер, раздосадованный его молчанием. К удивлению, Рихарда даже не отправили в карцер на три дня как пару раз за время заключения, когда он посмел надерзить эсэсовцу, а вернули в камеру, где он уже привычно вправил сломанный нос над тазиком с ледяной водой, совершенно не чувствуя боли.
Если раньше он думал, узнав о смерти Лены, что опустошен, то он ошибался. Опустошение пришло именно сейчас, когда Рихард лежал на узкой койке в темноте и вспоминал то, что не хотел вытаскивать из глубин памяти прежде.
Они думали, что он не видит и не слышит. Не подмечает ничего из того, что происходит. Может даже, полагали, что русская достаточно очаровала его, сделала слепым, каким может быть только влюбленный. Но Рихард видел и слышал. Только старался прежде отбросить от себя подальше любое подозрение, загнать в самый дальний уголок разума.
А память сейчас заботливо доставала все из этих уголков, как хозяйка, выметающая весь сор перед Пасхой, и показывала снова и снова. Переглядывания украдкой. Стук шагов тяжелых сапог по черной лестнице, когда поляк поднимался на этаж для слуг, куда ему было запрещено входить. Рихард стал прислушиваться, чтобы четко уловить эти шаги, после того как однажды застал их в темном коридоре у дверей спален. Решил сделать ей приятный сюрприз и вернуться пораньше из города, вырвать редкие минуты наедине у круговерти праздника в замке, полном гостей… Он вспомнил, как однажды ночью проследил за Леной до самого гаража, где в квартирке на втором этаже жил поляк. И как снова наблюдал их близость друг к другу.