— Ох, только б не тискали! — встревожилась Янина, услышав про то, что ей предстоит прислуживать немцам. — У нас в деревне любили немцы девок тискать. Як прихватят, так и молишься, чтоб тольки пощипали, не боле.
Позже Лена недоумевала, почему не было у нее никакой догадки о том, каким может быть это незнакомое место, где им предстояло жить и работать. Это же было настолько очевидно, что и оставалось удивляться собственной недальновидности.
Лес сменился простором полей, но грузовичок недолго бежал по открытому пространству, зашуршав колесами по гравию. Вскоре он снова нырнул в тень деревьев, правда, на этот раз Лена заметила, что деревья идут ровными рядами, переплетаясь ветвями над дорогой. Парк был небольшим, и автомобиль снова вырвался на пространство, залитое солнцем. Только теперь это были не поля, а площадка посреди парка со скошенной травой и яркими пятнами клумб с весенними цветами. С белеющими силуэтами в тени парковых деревьев. С множеством розовых кустов среди ровно постриженных кустарников геометрической формы.
Катерина и Янина, не видевшие прежде такого, так раскрыли рты, с восторгом взирая на рукотворную красоту природы вокруг. Лена же привстала на месте и обернулась, чтобы увидеть место, куда они приближались. Это был величественный дом из светлого камня в два этажа, стены которого также увивали роскошные красавицы, сестры тех, что росли в изобилии в парке. «Летом, когда все это великолепие зацветает, здесь, наверное, невероятно красиво», — помимо воли подумала Лена, восхищаясь красотой усадьбы.
Грузовик не стал останавливаться у крыльца с широкими ступенями из мрамора, а покатил дальше и, обогнув дом, затормозил у задней двери с большим железным кольцом вместо ручки.
— Что с тобой, Войтек? — услышала Лена раздраженный голос немки, с трудом выбирающейся из кабины. — Ты забыл дорогу к усадьбе? Пойдешь оправдываться сам перед госпожой за то, что по парадной ехал! Я покрывать твое самовольство не стану в этот раз, так и знай!
Войтек при этой отповеди не выглядел пристыженным или испуганным. Он быстро прошагал к кузову и протянул руки, чтобы помочь девушкам спуститься.
— Борздо! Фрау Биргит не любит чекачь.
— Нужно поторопиться, — перевела Янина. — Наша немка не любит ждать.
Она первая смело шагнула в руки поляка и с восторгом огляделась вокруг. Катерина предпочла побыстрее стряхнуть с себя руки мужчины, которому явно нравилось помогать девушкам, судя по его лукавой улыбке. Правда, она чуть померкла, едва немка шагнула по ступеням заднего крыльца к двери и, распахнув ту настежь, обернулась к новым работницам:
— Переведи, русская! В дом вы сейчас не идете — слишком грязные. Урсула проводит вас до озера, чтобы вы вымылись. Начисто. Надеюсь, вы не привезли с собой никаких насекомых. Если есть вши или блохи, лучше сказать сразу. В господскую купальню не смейте даже шага ступить — узнаю, всыплю палок. Урсула выдаст вам платья. Ваше барахло сразу же отдайте Войтеку. Вам оно здесь не нужно. Как вымоетесь, Урсула проводит вас сюда, и я вам расскажу, в чем заключаются ваши обязанности и что вообще вас ждет в Розенбурге.
— Простите, — сказала Лена, когда фрау Биргит закончила свою короткую речь и уже повернулась, чтобы уйти в дом. — Я не совсем поняла, нам нужно отдать свои вещи Войтеку? Для чего?
— Чтобы от них избавиться, разумеется, — проговорила немка холодно.
Лена вспомнила о воротничке с отделкой из жемчуга, о маминых пальцах, пришивающих тот к шелку платья. И о глазах Коти в тот последний довоенный вечер, когда ходили в театр. Тут же вцепилась в сумочку пальцами с отчаянием:
— Тут нет ничего такого, от чего нужно избавляться. Тут все, что у нас осталось от дома.
— Ты оглохла, русская? Я сказала — избавиться от всего. Мало ли какую заразу вы притащите в Розенбург!
— Нет! — бросила Лена в ответ, от волнения срываясь в крик. Она видела, как заволновались девушки, не понимающие ни слова, и как Войтек прикусил губу и слишком суетливо поправил платок на шее.
Фрау Биргит для своей комплекции слишком шустро сошла с лестницы, стуча каблуками туфель по камню. Лена даже приготовиться не успела к удару, как щеку обожгло. Немке, видимо, тоже было больно от этой пощечины — скривила губы на мгновение, но тут же взяла себя в руки, чтобы не показать ни на секунду, как сильно заболела ладонь.
— Правило первое. Голос в Розенбурге могут повысить только хозяева, я или господин Мартин, — Биргит говорила тихо, но от тона ее голоса становилось не по себе. — На вас также может прикрикнуть при необходимости Войтек или Урсула, но вне стен этого дома. Ваш удел — говорить тихо и коротко. Разумеется, без возражений. А лучше вообще молчать. Или я вызову полицейских из городка и отправлю обратно на биржу. Ты поняла меня, русская?