На осколках разбитых надежд (СИ)

На заднем дворе домика на Егерштрассе почему-то не покидало ощущение, что она не одна скрывается в тени от чужого взгляда. Все казалось, вот-вот на нее набросятся солдаты во главе с тем раненым гауптманом и потащат на площадь для расправы. Она долго не решалась подойти к окну и в щель световой занавесы подглядеть, что творилось в доме в эти минуты, и можно ли ей постучать еле слышно в заднюю дверь. К ее огромному облегчению, Кристль была одна, и даже через стекло чувствовалось ее волнение и тревоги. Лена подождала еще немного, безуспешно пытаясь стряхнуть ощущение того, что за ней наблюдает кто-то из темноты, а потом решилась и поскребла тихонько в стекло окна.

— Слава Иисусу и Деве Марии, — приговаривала Кристль, когда первым делом бросилась обнимать девушку, едва та перешагнула порог дома. — Я так боялась, что они все-таки схватили тебя. Герта мне рассказала, что произошло, и что ты успела убежать, но сейчас так неспокойно в округе! Завтра же пойду в церковь и поставлю свечу за ее здоровье и здоровье ее сына. Когда-то Людо спас ее мальчика от смерти, знаешь? Ей не хватало денег на лекарства, и Людо, добрая душа, выплатил остаток из своего кармана. Слава Деве Марии, Герта решилась помочь тебе сегодня! Не забыла Герта. Славная память Людо вышла…

— Славная память, — согласилась с ней Лена, не тая уже своих слез при этих словах. То ли упоминание о погибшем немце, который даже с того света все еще спасал ее, то ли из-за нервов она все плакала и плакала, пряча лицо в крепких объятиях немки, в которых нуждалась сейчас как никогда прежде.

— Давай, деточка, — засуетилась Кристль. — Ты вся мокрая и холодная. Не хватало заболеть! Кроме того, нам нужно подумать, как укрыть тебя. Они, конечно, уже приходили сегодня, но кто знает — вдруг вернутся?

— Тебя не тронули? — встревожилась Лена, тут же вспоминая ощущение чужого присутствия рядом в темноте заднего дворе и испуганно взглянув на щель между световыми занавесями, в которую недавно подглядывала сама.

— Нет, не тронули. Черномундирник только орал, что я приютила славянское отродье, которое рейх зря пытался сделать полноценным гражданином. Ты же знаешь, они сейчас злятся из-за того, что все катится к концу, и они бессильны что-либо сделать.

Они обе испуганно замерли, когда вдруг ясно расслышали быстрый и в то же время тихий стук в заднюю дверь. Первую же мысль, удушающую ужасом от встречи с солдатами, которые могли стоять на пороге, Лена сумела отогнать от себя быстро, стараясь вернуть себе здравомыслие. Вряд ли солдаты стучали бы так вежливо. Скорее, они вышибли бы дверь сразу же. Значит, это кто-то другой.

— Может, это Герта? — предположила шепотом Кристль, но Лена лишь покачала головой. В дверь еще раз постучали, настойчиво дернули ручку. Опасаясь, что этого нежданного визитера могут увидеть соседи и позвать полицию, Лена все же сдвинула задвижку в сторону, предварительно убедившись в окно, что на пороге стоит всего лишь одна сгорбленная тень. На какое-то мгновение в голову пришла мысль, что это Людо вернулся к ним, что произошла какая-то чудовищная ошибка с похоронкой. Тем более, что этот визитер, скользнувший змеей в приоткрытую дверь и спешно заперший ее за собой, был чем-то похож на Людо. Почти полностью седой, что казалось, в темных волосах кто-то щедро рассыпал соль, с острыми скулами, с запавшими глазами, от которых разбегались морщинки, с глубокими бороздами на лбу. В каких-то грязных лохмотьях и рваных башмаках, через дыру в которых можно было видеть посиневшие от холода пальцы.

Лене даже в голову не пришло бы никогда, что этот человек — старший сын Гизбрехтов, которого она знала по карточкам молодым и полным сил человеком. Настолько он не был похож сейчас на того прежнего. А Кристль узнала его в первые же секунды, и именно по ее вскрику: «Пауль! Сынок!» Лена поняла, кто стоит у порога дома сейчас.

Это было настоящее чудо. Пройдя пешком столько километров и опередив фронт, удачно обогнув самые опасные места, Пауль пришел домой, куда мечтал попасть на протяжении восьми мучительно долгих лет. Чудо, о котором молилась Кристль, найдя в себе смелость ходить в церковь в пренебрежение нацистских наставлений.