— Говорят, что этот проклятый вампир Гитлер мертв. Русские взяли Берлин, а союзники так и стоят на западном берегу Эльбы, — рассказывала немка последние слухи, которые слышала в церкви. Отслужив последнюю службу под звуки отдаленной канонады, пастор простился со своими редкими прихожанами, оставшимися во Фрайтале в то майское утро, и попросил больше не выходить из домов ради их безопасности. Городок тут же обезлюдел. Затворились наглухо ставни, заперлись подвалы и погреба на замки, а вот входные двери оставили открытыми по совету пастора. Русских запертые двери все равно не остановят, но вдруг эти варвары разозлятся и решат снести дома ударами из своих пушек и танков? А так пусть грабят, что хотят, лишь бы не добрались до подвалов…
Вспышка ослепительной радости Лены нахлынула вместе со слезами облегчения, что годы войны наконец-то закончились, а нацисты получили по заслугам, как и должно быть в этом мире. Зло было покарано, а добро восторжествовало на его обломках.
Лена была рада, когда на следующее утро Кристль осталась в подвале, а не поднялась наверх, как обычно. Фронт придвинулся совсем близко к Дрездену, и безопаснее было прятаться внизу, как заявил Пауль. По крайней мере, было больше шансов выжить во время уличных боев, если они случатся на Егерштрассе.
— Нам повезло, наш дом не в центре городка. Есть шанс, что все закончится прежде, чем дойдет до окраины, — сказал Пауль, пытаясь успокоить встревоженную мать.
— Помоги нам Господь, — ответила на это Кристль, крестясь, и делала это всякий раз, как где-то что-то грохало угрожающе близко.
Они почти не говорили в подвале в тот последний день, когда линия фронта подкатывалась все ближе и ближе. То ли от волнения, то ли от страха на Лену волнами накатывалось странное состояние. Кружилась голова, билось сердце с утроенной силой в груди, изредка подкатывала тошнота к горлу, хотя она не ела с прошлого дня. Поэтому она просто лежала с закрытыми глазами на импровизированной постели и старалась ни о чем не думать. Только изредка проверяла пистолет под матрасом, который достала из тайника еще в первые же дни вынужденного пребывания в подвале. Ощущение оружия под рукой почему-то придавало уверенности сейчас, когда то и дело откуда-то доносились раскаты очередей.
— Что с тобой? — внезапно обратился к Лене Пауль. Он оставил свое привычное место у противоположной стены и присел на корточках возле постели девушки. Она тут же чуть отстранилась от него.
— У тебя явно жар, Лена, — нахмурился Пауль, когда проверил биение пульса на запястье и коснулся лба девушки. — Что еще ты чувствуешь?
Он вдруг задрал еще выше рукав вязаной кофты, обнажая ее руку до локтя. Лена тут же запаниковала от этого резкого жеста, отпрянула от него резко, вскрикнув от неожиданности.
— У тебя сыпь…
— Это всего лишь укусы. Кто-то искусал несколько дней назад, а я расчесала, — признаваться в этом было неловко. Лена тогда решила, что у нее появились вши, настолько был сильный зуд на шее у линии волос и на руках. Но потом подумала, что скорее всего это были клопы из старого матраса, на котором ей приходилось сейчас спать в подвале, и перестала думать об укусах.
— Когда? Когда ты сжигала мою одежду? Тогда тебя искусали? Отвечай, Лена! Ну же! — повысил голос Пауль, чем еще больше напугал Лену и свою мать, поднявшуюся на ноги. Заметив, что Кристль направляется к ним, он тут же выставил руку, останавливая ее. — Стой, где стоишь! Не подходи к нам!
— Что происходит, Пауль? — встревожилась тут же Кристль, но подчинилась приказу сына и замерла на месте. Лена посмотрела в глаза Пауля и каким-то шестым чувством угадала нехорошее, прежде чем он произнес еле слышно:
— Пожалуйста, держись подальше, мама. Похоже, я принес с собой смерть. Боюсь, что у Лены тиф…
Глава 58
— …Засыпай, мое дитя, спи сладко, овечки по небу гуляют… звездочки-овечки…