На осколках разбитых надежд (СИ)

— А потом они нашли брошенную форму и оружие в нашем сарае и вернулись к нам в дом. Вот тогда-то я поняла, что могу бояться еще больше, чем когда сидела в подвале, — продолжила немка. — Нас спасло только то, что Пауль коммунист и бывший заключенный нацистов. И что ты…

— Русская? — вставила в долгую паузу Кристль с волнением Лена, не понимая до сих пор, что происходит сейчас, после прихода Красной армии в Саксонию.

— Что ты убила немца и не дала ему атаковать русских со второго этажа нашего дома, — напомнила немка о том, что Лене не хотелось бы вспоминать.

Пришлось закрыть глаза в попытке совладать с приступом дурноты, последовавшим за этим воспоминанием перед чернотой, в которую ее погрузила болезнь.

Пауль. Она так и не смогла вспомнить толком, зачем он ушел из подвала в жилые этажи. Может, у них закончилась питьевая вода и припасы после двухдневного сидения в укрытии каменных стен. А может, хотел принести больше одеял Лене, мучившейся то от приступов жара, от которого кругом шла голова, то от дичайшего холода, бьющего тело дрожью. Ей было так плохо, что она даже не сразу заметила его отсутствие. Оказалось, что он ушел из подвала уже полчаса назад, а сразу же после его ухода Кристль показалось, что она слышала какой-то шум наверху. Это мог быть кто угодно — советские солдаты, эсэсовцы, бойцы фольксштурма или просто мародеры, забравшиеся в дом, пользуясь ситуацией. Но каждый из них был угрозой для Пауля, за судьбу которого так переживала Кристль.

Лена знала, что умрет. От тифа не было лекарства. Один из ее дедушек умер от этой заразной болезни когда-то на фронте дореволюционной войны с немцами. Ей уже было нечего терять. Поэтому она собрала остатки сил и оттолкнулась от матраса, чтобы медленными маленькими шажками подняться наверх по лестнице на первый этаж, а потом и на второй, откуда услышала чужие шаги. Соображала ли она тогда ясно, или все-таки болезнь затуманила ее сознание, Лена не могла ответить даже сейчас, спустя время. И как вообще ее, больную и такую слабую от жара, отпустила Кристль из подвала. Но одно она знала точно — она должна была попытаться хоть что-то сделать.

Пауля Лена нашла в коридоре возле одной из комнат второго этажа. Он лежал без движения на полу, его короткостриженая голова была в крови, и Лена решила, что он мертв. Того, кто сделал это, она обнаружила сразу же, когда заглянула в комнату, прислонившись к косяку двери из-за слабости в ногах. Благо, на Егерштрассе, громыхая гусеницами по каменной мостовой и урча двигателем, въезжали танки, и этот грохот заглушал любые другие звуки.

Грязный от каменной крошки и пыли сине-серый мундир со знакомыми петлицами. Растрепанные светлые волосы. Широкие плечи и сильные руки с кольцом на мизинце. Это был Рихард…

…и пальцы на рукояти люгера ослабили хватку. И забылся даже убитый Пауль, лежащий за ее спиной. Она не думала, каким образом в доме на Егерштрассе оказался Рихард. Даже мысли не мелькнуло в голове. Сначала захлестнула радость, что он жив, что судьба сохранила его в этой безумной круговерти войны. Если бы она не была так слаба, она бы рванулась к нему, к этому окну, у которого устраивался немец, занимая удобную позицию и сигнализируя о готовности кому-то невидимому ей на противоположной стороне улицы. А потом радость улетучилась, словно кто-то сдул ее одним махом, как сдувают пышную голову белого одуванчика.