На осколках разбитых надежд (СИ)

Вот-вот раздастся в глубине дома легкое дребезжание домашнего лифта, в котором спешно спускается дядя Ханке, чтобы тепло поприветствовать свою крестницу. А вот мама демонстративно задерживается, конечно, зато потом будет нарочито любезна и улыбчива, и ни одна душа никогда и ни за что не догадается, что она не рада предстоящему браку. Как не догадается о многочисленных спорах, которые ведутся между будущей невесткой и свекровью за закрытыми дверями даже по сущим мелочам. Например, баронесса настаивает на платье исключительно из бельгийского кружева, чтобы подчеркнуть благосостояние обеих семей, с длинным шлейфом — неизменным знаком дворянской свадьбы. Адель же желает платье из шелка, облегающее фигуру как вторая кожа, с очень открытой спиной и обнаженными по плечи руками, к ужасу баронессы, которой это платье кажется верхом неприличия. Особенно для венчания в церкви.

Как Рихард помнил сейчас, обе в итоге пришли к компромиссу. Платье сшили из шелка и по фигуре, но все же скромным, с отделкой кружевами и длинным шлейфом, который должна была нести в церкви двоюродная племянница Адели. Этими же кружевами был украшен край пышного облака длинной фаты, которая покрыла бы темные волосы его невесты в день свадьбы.

Рихард вдруг вспомнил это платье в те минуты, как подумал о прошлом. Потому что случайно как-то увидел рисунок образа невесты, когда навещал Адель в Берлине. Они уже несколько дней как прошли все этапы получения разрешения — предоставили медицинские анкеты обоих, справки об имущественном и финансовом положении Рихарда, свидетельство Адели об окончании курсов будущих матерей и их родословные. Наверное, эта дурацкая примета о том, что жених не должен видеть платье, пусть даже на рисунке французского модельера, стало предвестником краха, который ждал их помолвку. Ведь спустя пару дней после этого Рихарду передали записку, что его желает видеть чиновник из Управления по вопросам расы, чтобы поговорить с ним вне стен организации и как можно скорее.

— Ваша невеста расово непригодна. Проверка родословной показала, что она — мишлинг согласно «Закону о гражданине рейха», а значит, она не может стать вашей супругой.

— Почему вы говорите мне это здесь, в ресторане? — хрипло спросил Рихард, которого вести буквально ошеломили. Впрочем, он быстро сумел взять себя в руки, надеясь, что никто из окружающих их в зале не заметил его минутных эмоций. — Я думаю, здесь какая-то ошибка. Ваши люди явно что-то напутали. И мать, и отец Адели — чистокровные немцы и христиане! Этого просто не может быть!

— Мои люди никогда не путают, господин обер-лейтенант. Более того, они всегда найдут то, что многие пытаются скрыть. А здесь мы встречаемся только потому, что я желаю помочь вам. Вы же любите свою невесту, господин обер-лейтенант? Насколько сильно вы ее любите, чтобы эти сведения не попали на стол рейхсфюрера сегодня? Ваше дело на контроле у Самого… Это ведь должно было стать свадьбой «его» Сокола, как вас стали называть недавно в газетах.

— Мне нужна неделя.

— Два дня. Это максимум. И торгуемся мы только по деньгам, а не по времени, — отрезал сотрудник управления и поманил к себе кельнера, чтобы заказать десерт. А потом написал на салфетке несколько строчек и передвинул ее к Рихарду поближе. — Названную сумму жду вечером по этому адресу. Запомните, у вас два дня, включая этот. Потом за матерью и дочерью придут. И скорее всего, потом притянут и самого Брухвейера. Вряд ли он захочет отречься от жены и дочери, правда? Два дня, фон Ренбек. И не больше!

Разумеется, никто из Брухвейеров и не думал о том, что такое может произойти. Поэтому слова Рихарда прозвучали как гром среди ясного неба. За такой короткий срок организовать отъезд из страны было практически невозможно. Требовалось разрешение на выезд и виза государства въезда, за поездами, направляющимися за границу рейха, велось строгое наблюдение.

— Я не успею… — произнес потрясенно будущий свекор Рихарда.