На остановке у сгоревшей березы

Таня вздохнула. Она подумала, что Лидия теперь до конца своих дней будет видеть во всех мужчинах потенциальных соблазнителей и развратников. Приятельница посвятила ее в невеселую историю своей биографии, и девушка знала, что трехлетний Тимоша, сын Лидии, был рожден через девять месяцев после короткого романа его матери с бригадиром лесорубов из далекого Новосибирска. Красивый бригадир в течение трех недель убедительно доказывал привлекательной Лидии свою любовь, рисовал радужные планы совместного будущего.

В итоге биологический родитель оказался заезжим гастролером, а мать одиночка, пролив большое количество горьких слез, благополучно родила сына и пришла к выводу, что никому из «них» нельзя доверять.

— Ну, не все же подлецы, — робко вставила Таня.

— Точно, не все. Которые не подлецы, те — мерзавцы, — категорично парировала мудрая мать. — Ты, подруга, смотри! Прежде, чем на свидание согласишься, проверь паспорт, особенно ту страницу, где семейное положение указывается. Поняла?!

— На молоке обжегшись на воду дуешь, — буркнула Танька, уже жалея, что начала разговор про того парня.

— Не хочешь, не слушай, дело твое. Только я так скажу, это одни дураки на своих ошибках учатся, а умным и чужих примеров хватает. Я тебе как лучше советую. А хочешь, хоть всем подряд доверяй и улыбайся, дело твое…

Лида нахмурилась, бросила на Таню недовольный взгляд и сказала, что пойдет домой, там Тимошка может проснуться, а бабка его не услышит.

— Ты идешь или еще попрыгаешь?

Таня грустно обернулась назад, чуть вздохнула.

— Пойдем. И правда пора. На работу рано вставать завтра.

— А ты как добираешься теперь? Автобус же временно не ходит к вам.

— Меня наш поселковый подвозит, он там рядом работает.

— Кто такой?

— Ибрагим с верхнего участка.

— Да знаю я, с какого он участка! Самый первый мерзавец!

— Надоела уже ты! Все у тебя плохие! Никакой он не мерзавец. Нормальный мужчина. Очень красивый, кстати.

— Вот поэтому и мерзавец! Все, пока. Я побежала, пока мы с тобой не разругались. Дверь не забудь закрыть. По ночам у нас шакалы бегают.

— Не забуду. Беги.

Таня не спеша поднималась к гостинице. Впервые на сердце стало тоскливо. «У всех все хорошо. Туристы отдыхают, местные ужинают, укладывают спать детей. А у меня ни семьи, ни дома и работница я плохая… Нужно котенка завести, говорят, они отвлекают и веселят».

6

Дом был холодным. Он сидел на лавке у печи, смотрел на ходики на стене. Каждый вечер мать деловито подтягивая гирьку, с затаенной женской гордостью бросала взгляд на старые часы с кукушкой — подарок молодой жене от любящего мужа в первый год семейной жизни.

Мать померла, часы тоже молчали. Михаил озяб. Холодный дом с пыльным столом и паутиной по углам был неприветлив, наводил тоску. Но сходить за дровами, затопить печь не было охоты и сил. Он сидел, засунув руки в дырявые карманы старой фуфайки, слушал протяжный вой ветра за окном.

Все, что случилось, казалось, уже далеко позади. Это не он, Михаил Темнюк, был респектабельным бизнесменом, уверенным и даже надменным. Не он три года, немытый и обросший, дрался за собственную жизнь на студеной Колыме.

В бревенчатой избе на дубовой лавке сидел худой, потерянный мужик, которому хотелось только одного, чтобы подошла мать, погладила по голове, сказала, как в детстве: «Пойдем, Мишутка, я тебе уж драников напекла…»

Ветер завывал все сильнее. Он посмотрел в окно. Оборванная занавеска лежала на полу.

«Собака наша где?» — подумал, и это была первая здравая мысль за последние дни.

Заскрипела входная дверь. Поток воздуха ворвался из сеней в комнату. Суетливо, по-стариковски дед спешно закрыл ее за собой, потопал ногами на пороге, подслеповато щурясь, глянул на Михаила.

«Постарел дед Гришатка, — подумал мужчина, — словно гусенок какой стал».

— Здесь я, дедуня, тяжело поднялся со скамьи.

— Ох, Господи, приехал, Мишка! Ну, слава тебе, Боже!

— Ты, дедуня, совсем верующим стал? Раньше так часто господа всуе не вспоминал?

Подобие улыбки наморщило губы Мишки, когда он обнимал костлявые плечи деда.

— Дык как не вспомнить владыку нашего, Мишка, когда такие дела вокруг творятся!

— Какие дела творятся? Тетка Авдотья на тебя глаз положила?

Он так обрадовался, что пришел человек, родной и давно знакомый, который искренне ему рад. Можно говорить просто и по-доброму. Ему захотелось крепко обнять старика, ощутить давно забытый запах деревни, которым насквозь был пропитан дед.

А тот, поежившись от холода, повертелся на месте, досадливо крякнул.

— Ты уж, Михаил, не забижайся, что дом твой не прибрали. Бабка моя второй месяц в госпитале находится.

— Чего с ней?

— Балерину из себя воображала! — дед снова крякнул досадливо, — завели мы, Мишка, в хозяйстве на старости лет семь куриц с петухом. Они, язви их мать, не несутся, хоть ты тресни. Мишка, чего я балаболю, окоченеем совсем мы тут. Давай собирайся, у нас заночуешь нынешнюю ночь. А с завтрего сам уж распоряжайся как да чего.

Михаил не был против переночевать в тепле. Захватив баул, они с дедом вышли из дома в темный проулок и зашагали в другой конец деревни.