На остановке у сгоревшей березы

— Там много чего было, Миша. Ты, я думаю, еще не обедал со своего ареста. Николай, завези-ка нас в кафе, куда ты меня на прошлой неделе отвозил, там хорошая кухня и ушей немного. Совместим, как говорится, полезное с приятным.

Николай привез их в тихое кафе с пятью столиками во дворе. Председатель заказал на троих обед и рассказал Михаилу последние новости.

А новости были криминальные. С самого первого дня своего правления новый председатель, который, подсуетившись в министерстве, сумел отправить прежнего на заслуженный отдых, в сговоре с бухгалтером и участковым вели двойную бухгалтерию, получая от государства новый колхозный инвентарь по государственной цене, сбывали его по рыночной независимым предпринимателям. Мошенники вошли во вкус, с молотка шло практически все новое колхозное добро, включая химикаты для полей. Лаборантка тоже была в сговоре, получая свою небольшую часть, проводила все необходимые для полей пестициды, азотные удобрения и прочее по документам, как употребленные. В смете расходов следователь обнаружил даже счета на оплату кукурузнику из частной независимой конторы. Дела велись с размахом. Недовольных участковый быстро призывал к порядку, откровенно угрожая расправой.

Михаил напряженно слушал и хмурил брови.

— А помогла всех вывести на чистую воду, сама того не подозревая, жена участкового. И не без твоего участия, кстати, — председатель толкнул Михаила в бок. Тот удивленно посмотрел.

— Ты, наверно, в курсе, на прошлой неделе был у них скандал, Фролов к тебе ее и приревновал. Ударил, она в ответ ему чашкой, может, еще чем швырнула, в лицо попала. Началась драка. А Люська, — он кивнул в сторону Николая, — сестра его, в это время у них была, так сказать, натуральный свидетель. В запале Зинаида все и выложила:

— Это не я тебе рога наставляю, а ты, кобелина паршивая, с этой сопливой снюхался, шашни разводишь и колхоз обворовываешь.

— Люська рассказала Николаю, он поделился со мной, а я, в свою очередь, поставил перед фактом Короткого. На прошлой неделе завели уголовное дело. Лиля твоя, прости друг, все признала, на документах ее подписи не стоят, но пойдет как свидетель. Бухгалтер с председателем крутились, словно ужи на сковороде, но их тоже дожали. С Фроловым было тяжелее. Он нигде не фигурирует, местные бояться на него показания давать. Но нашлись сознательные. Теперь картина маслом. Когда суд будет, неизвестно, но на амнистию им рассчитывать не придется.

— Вот такие новости, Михаил.

— Да.

Миша переваривал услышанное. Имя Лили всколыхнуло незажившую рану. «Получается, с участковым снюхалась? Видимо, это дед имел в виду, когда намеки делал». Он потемнел лицом, но постарался взять себя в руки.

— А ты, Сергеевич, теперь опять к нам председателем?

— Куда ему от нас, — улыбнулся Николай, допивая лимонад.

— Видимо, так, — кивнул Сергеевич, — нужно уже сегодня принимать дела. Доели? Тогда встаем и поехали, ребятки, дел на сегодня много.

В машине они уже не разговаривали. Каждый думал о своем.

Дома его ждал дед Гришатка.

— Мишка! Возвернулся, неугомонная твоя душа! — дед улыбался, а по румянцу на щеках, Михаил понял, что старик уже успел остограмиться.

— Вернулся, дед. Кроликов кормил?

— Кормил, ненасытные такие, язви их душу, клевер весь сожрали и бесются. Мишка! А председателя то нашего того, поганой метлой вместе с его свитой погнали, слыхал?

— Слыхал, пошли в дом, дед, не шуми на улице.

— Ох, дела! Ну, дела! Твоя то нынче побитой овечкой приперлася, может, остаться желала, да Наталья ее в дом не впустила, шматье ее выкинула во двор и пригрозила ишшо, что с лестницы спустит, ежели она на порог ступит.

Дед рассказывал, крутился вокруг Михаила, заглядывал в глаза. Но мужчина, пережив волнения, почувствовал усталость, захотелось завалиться на кровать и проспать весь день.

— Мишка, я чего пришел сказать. Баньку бабка пошла топить, да собрала на стол. Ты же немытый какой. Вот она меня отправила, пущай, говорит, в баньку приходит.

— Я приду, дедуня. Малость полежу, а к вечеру у вас буду.

— Полежи, Мишка, полежи, раз такое дело. Дык я тогда пойду. Да? Кроликов покормил. Сарайку запер, ключ там на гвоздике повесил… Полежи, Мишка.

Михаил молчал, и дед, еще немного покрутившись, пошел домой. А мужчина, положив руки под голову, думал про все случившееся, не мог до конца осознать и поверить, что девушка, которую он любил и хотел видеть женой, оказалась злоумышленницей.

«Поторопился малость, — язвительно думал о себе он, — а ребенок?! — И опять стало больно в груди, — а может, он и не мой, — мелькнула нехорошая мысль, — тогда хорошо, что так. Нет, нехорошо. Могла бы сохранить… Не буду про это думать. Что уж теперь», — он повернулся на другой бок, пытаясь уснуть. Хотелось спать, но сон не приходил. Увидел, что даже не разулся. Прошел к холодильнику, налил стакан водки, выпил, не закусывая, поморщился, сегодня даже у водки был отвратительный привкус. Снял сапоги, опять лег. Усталость от пережитого заставила уснуть.