На языке вертелась колкость, но я сдержалась. Он меня хотел, что чувствовалось даже через джинсы. И почему-то это казалось правильным.
– Ларс, – протянула руку, погладила по голове, взъерошила и без того лохматые волосы.
– Не надо, – он отстранился и потянулся к рюкзаку.
Стало страшно, что он сейчас уйдет, оставит одну в темноте, наедине с луной и городскими огнями, и чуть не заскулила от ужаса.
Но Ларс просто достал термос, в который еще вечером налил кипяток.
– Наверное, кофе нам обоим не помешает.
Порошок сублимата растворился мгновенно. Сахара не было, да еще Ларс не отмыл термос после бульона. Так что мы пили пахнущую курицей кисловатую бурду и смотрели в окно.
– Зачем ты это сделала? – прервал Ларс тягостную тишину.
– Не знаю, – сказала честно. – Сама не понимаю, что на меня нашло.
– Наверное, это шок.
Мы снова надолго замолчали.
Да, так и есть. Шок. Я грелась, прижавшись к Ларсу, слушая его дыхание, успокаивалась и думала, что последняя дура, если решилась на такое. Наверное, лучше какое-то время никуда не выходить, чтобы снова не поддаться тоске.
– Почему ты остановился?
Он отпил кофе и повернул голову. Луна на миг отразилась в темных глазах и исчезла.
– Потому что это неправильно. Совсем неправильно. Здесь все не так: не пойми где, на старом диване… Ну и не хочу, чтобы ты потом говорила, что я воспользовался ситуацией.
– Знаешь ведь, что не скажу.
– Знаю, – улыбнулся он. – И все-таки… давай подождем.
– Квартиры, хорошей кровати и свежих простыней?
– Хотя бы твоего совершеннолетия! – легкий щелчок пальцем по носу заставил поморщиться. – Я так понимаю, что спать мы сегодня больше не будем? Тогда, может, попозируешь?
– Если только покажешь, что получилось!
Темнота скрыла грязь на одежде и опухшее лицо. Ларс поставил меня к окну, и луна с городом превратились в фон.
– Вытянись, как будто пытаешься взлететь!
– Раскинь руки. Шире! Ты хочешь обнять весь мир!
И я послушно тянулась, обнимала, садилась на пол или приподнималась на цыпочки. А потом, когда Ларс разрешил передохнуть, вцепилась в его планшет.
И снова себя не узнала.
Эта девушка на рисунках была кто угодно, но только не я! Тонкая, стремительная, прекрасная…
– Нравится?
– У тебя настоящий талант! Ты будешь знаменитым художником, вот увидишь!
– Твои слова да Богу в уши… – Ларс вздохнул и принялся исправлять рисунок. Там тень лежала не так, как хотелось бы художнику, а здесь линия показалась нечеткой.
– О чем думаешь? – сейчас он казался очень далеким, этот гений.
– Да так… О разном.
– Например?
Я видела, что ему не хочется говорить. Но любопытство оказалось сильнее такта.
– Ну Ла-а-а-арс!
– Ты несовершеннолетняя! – отрезал сердито.
Так вот в чем дело!
Я отскочила к окну, встала так, чтобы луна освещала целиком, как учил Ларс. И одним движением сбросила сначала толстовку, потом футболку.
– Прекрати! – Ларс оказался рядом, схватил за руки, не давая продолжить. – Что ты творишь?
– Сегодня такая безумная ночь… – я понимала, что он прав, но остановиться не могла. – Так дай же побезумствовать!
– Только белье не снимай, – попросил Ларс осипшим голосом. И отступил.
Пришлось подчиниться. Джинсы, кроссовки. Но не трусики, хотя меня смущала скромная ткань – я не любила кружева и носила простой трикотаж без швов. Он не стеснял движений и сейчас казался таким убогим!
– Замри!
Так и застыла вполоборота к окну, подняв руки, чтобы поправить волосы. Их пора было помыть, но темнота скрыла несовершенства.
Ларс рисовал.
Планшет мягко подсвечивал его лицо, а я была готова вечно любоваться этой линией скул, тонким прямым носом, твердым подбородком, всегда гладко выбритым.
Он был безумно красив, мой Ларс. Не то что я.
Но на его портретах я преображалась. Менялась. Становилась прекрасной.
Нестерпимо захотелось увидеть рисунок.
– Покажи, – бетон холодил ступни, но кого это волнует. Какая разница, замерзну или нет, когда там… такое!
Дыхание перехватило.
– Это… я?
Нет, определенно – нет! Потому что такое просто невозможно!
Огромная луна заглядывала в окно. Не знаю, как Ларс умудрился нарисовать прозрачные стекла, но они там были! Ловили призрачный свет, чтобы серебряным потоком вылить его на… богиню.
Высокая, прекрасная, далекая и… высокомерная в своей порочности. Идеальное тело и длинные волосы не скрывают безупречного изгиба спины. И мне сейчас неважно, что на самом деле ношу короткую стрижку, потому что это… все-таки я.
Недосягаемая звезда. Совершенство.
Неужели он действительно видит меня… такой?
На глаза навернулись слезы. Из груди вырвался всхлип, который заставил Ларса поднять глаза от планшета.
– Что случилось? Лара, ты же вся дрожишь! Руки ледяные. Ну-ка!
Он усадил меня в нагретое им самим кресло, укутал в плед. И притащил горячий кофе, пахнущий куриным бульоном:
– Подостыло уже, чай не заварится. Подожди, я принесу твою одежду!
И от этой заботы становилось сладко и больно, так что я не могла остановиться и плакала, плакала, плакала… А Ларс снова укачивал, как маленького ребенка, целовал в мокрые щеки и называл себя идиотом.
От этого тоже становилось хорошо.