— Чем же вы занимались вдвоем? Вместе ходили по магазинам? Извините, это бессердечно с моей стороны. Бедняга мертв. Он был вашим другом, и он умер. Но вы такие разные, что трудно поверить в вашу дружбу.
— У полицейских и преступников бывает много общего. Иногда.
— Так он был преступником?
— Когда-то. Мелким жуликом. Болтаясь на этих улицах, трудно стать кем-то еще. Конечно, прежде район был совсем другим.
— Теперь он облагораживается. Богатеет.
— У него есть перспектива. Но в окрестных домах еще живет немало крутых парней. Когда мы виделись в последний раз, Эдди рассказывал мне, что был свидетелем убийства.
Она нахмурилась, на ее лице отразилось волнение.
— Один человек до смерти забил бейсбольной битой другого в подвальной котельной. Это случилось несколько лет назад, однако работавший битой парень все еще здесь. Владеет кабаком поблизости.
Она снова отхлебнула виски. Пила как опытный выпивоха. И не похоже, что сегодня впервые. Конечно, это еще не значит, что она страдает запоями. Просто, бросая пить, становишься очень чувствителен к запаху винного перегара. Вероятно, за обедом, как это делают почти все, она выпила пива.
И все же то, как она отхлебывала неразбавленное виски, говорило о ее богатом опыте по этой части. Неудивительно, что она мне нравилась.
— Мэтт, еще кофе?
— Нет, спасибо.
— Точно? Вода еще горячая, меня это совсем не затруднит.
— Может, немного погодя.
— Кофе скверный, правда?
— Ну, не так уж он и плох.
— Не бойтесь обидеть меня. С чего бы это я огорчалась из-за кофе из банки? Когда-то, помню, я покупала кофе в зернах и сама молола. Знали бы вы меня тогда!
— Я рад, что хоть теперь с вами познакомился.
Она зевнула и потянулась, словно кошка, закинув руки за голову. При этом движении ее грудь под фланелевой рубашкой поднялась. Мгновение спустя руки опустились, и свободная рубашка вновь скрыла линии ее тела, которые показались мне очень соблазнительными. Когда, извинившись, Вилла встала и отправилась в туалет, я следил за каждым ее движением. Истершиеся на швах джинсы плотно облегали ее бедра. Пока она не вышла из комнаты, я не мог отвести от нее глаз.
Вернувшись, Вилла заметила:
— Мне кажется, я все еще чувствую тот запах.
— Его комната далеко, вы просто внушаете это себе. Конечно, потребуется время, чтобы от него избавиться. Впрочем, окна там открыли, и квартира быстро проветрится.
— Не важно. Хозяин все равно не позволит мне ее сдать.
— Еще одна квартира останется под замком?
— Думаю, да. Позже мне надо будет ему позвонить и сообщить, что он потерял квартиросъемщика.
Схватив бутылку, она повернула большую пробку. На ее руках не было колец, запястье обвивал черный ремешок часов с цифровым циферблатом; она не делала маникюр — ногти были коротко подстрижены. У основания ногтя на большом пальце я заметил белое полукружие.
Вилла сказала:
— Сколько времени прошло после того, как вынесли тело? Полчаса? В любую минуту может кто-то позвонить и поинтересоваться, сдается ли квартира. В этом городе люди смахивают на стервятников.
Она снова плеснула немного виски в свою банку, и Фред Флинстоун опять глупо ухмыльнулся.
— Скажу им, что квартира уже сдана.
— А тем временем люди спят на станциях метро.
— И на скамейках в парках. Впрочем, сейчас для этого слишком холодно. Я вижу их повсюду. Манхэттен все больше напоминает страну третьего мира. Но человек с улицы не сможет снять эту квартиру. Откуда он возьмет тысячу долларов в месяц?
— Однако люди, живущие в муниципальных домах, в конечном счете обходятся городу еще дороже. Город платит за отдельные комнаты в приютах до пятидесяти долларов за ночь.
— Знаю, знаю. К тому же там грязно и опасно.
Она отпила из банки.
— А может, и люди там тоже грязные и опасные?
— Может быть.
— Грязные и опасные люди, — повторила она нараспев, — в грязных и опасных жилищах — это, кажется, из уличной песенки восьмидесятых годов.
Закинув руки за голову, она поиграла резинкой, которой были перехвачены ее волосы. Грудь снова поднялась под рубашкой, и меня опять к ней потянуло. Сняв резинку, она расчесала пальцами волосы и тряхнула головой. Освободившиеся пряди волнами соскользнули на плечи и, обрамив лицо, смягчили его черты. У ее волос было несколько оттенков — от очень светлого до каштанового.
Она сказала:
— Ситуация просто безумная. Прогнила вся система. Мы всегда так говорили, но, похоже, были в конце концов правы. Я имею в виду проблему, а не решение.
— Мы?
— Да, черт подери! Господи, нас было не больше трех десятков, и все же мы оказались правы.
Вилла оказалась женщиной с богатым прошлым. Двадцать лет назад, будучи студенткой, в Чикаго она выступила за Демократический конвент. Полицейские, потерпев поражение в уличных схватках, разбушевались и лупили демонстрантов почем зря. Тогда-то ей дубинкой выбили пару зубов. Вероятно, это подтолкнуло ее к вступлению в Прогрессивную коммунистическую партию — одну из ветвей движения «Студенты за демократическое общество».