На острие: часть вторая (СИ)

Эти самые причины несколько тревожили старого звездочета. Дело усугублялось тем, что некоторое время назад Макар Афанасьевич осмелился осторожно спросить о внешнем виде своего советчика, ответ он получил весьма расплывчатый, но и того, что было сообщено хватило, чтобы сообразить — Тот, Кто Слышит кардинально отличается от человека. Макар Афанасьевич задумчиво покачал головой — различие телесных оболочек могло стать проблемой. Ведь привыкать к совершенно иному телу придется долго. У слабой души даже может случится шок и последующее за ним нервное истощение. Впрочем, последнее скорее всего обойдет Того, Кто Слышит стороной — излишне впечатлительные не связываются с темной волшбой, которую, несомненно, практиковал далекий собеседник старика.

И все же — что приключилось в ином мире? Что гнало существо, назвавшееся Тем, Кто Слышит, из родных краев?

(6) Бакэдзори— цукумогами в японском фольклоре. В это существо превращается традиционная японская соломенная сандалия дзори по достижении столетнего возраста (обычно кем-то забытая в кладовке), если хозяева плохо заботятся о своей обуви. Бакэдзори бродит ночами по дому и напевает слова: «Карарин, корорин, канкорорин! Глаза три, глаза три, зуба два!»

========== Глава десятая или где-то далеко, в ином мире ==========

Ирца задумчиво мерцал. Его большое студенистое тело медленно дрейфовало по потоку, тонкие чувствительные хваталки безвольно свисали, не ощупывая окружающее пространство, ведь сейчас Ирца не собирался питаться, он намеревался еще раз обдумать то, что должно свершиться.

К тому моменту, как показалась Черная скала, Ирца пришел к выводу, что пока все плывет в русле. Конечно, сама идея о твердом теле, имеющем всего две хваталки, была просто отвратительной, но, к сожалению, более подходящие миры были для Ирцы заказаны. Великий Царь в приступе паранойи заключил пакт о выдаче государственных преступников, а Ирца, по какому-то дикому недомыслию, относился именно к числу этих несчастных.

Отчего Прародительная Жидкость была столь неблагосклонна к Ирце? Сам он полагал вынесенный Воронкой приговор излишне резким. Чересчур категоричным. Ведь он не собирался свергать династию, всего лишь хотел занять приличествующую своему выдающемуся уму нишу. Однако, ограниченные водяники, только и знающие, что день деньской плавать по кругу, создавая Воронку, эти безмозглые рачки, постановили, что свершенный Ирцей ритуал относится к зловредным. И посему ему, многомудрому и долгоживущему, следует завершить свой жизненный цикл, растворившись, став пищей для зелени.

Подумать только: стать пищей для зелени! Большей глупости Ирца не слыхивал, потому он гордо отверг помощь Охраняющих, что осуществляли решения Воронки. Охраняющие растерянно свернули истекающие ядом стрекала. Поведение Ирцы было неслыханно — обыкновенно приговоренные смиренно подставляли тело для последней ласки. Но Ирца был не таков. В глубине студня, составляющего его плоть, токало, по краям бежали синие искры, выражая крайнюю степень волнения; хваталки свивались в кольца. Водяники почуяли сгущение силы — Ирца готовился дать отпор. Он воспользовался древним правом и теперь напружинился, мерно покачиваясь.

Мелкие созданья, обладающие одним общим сознанием и называемые в просторечии Воронкой, ускорили движение; тревожно задергались их короткие щупы. Ирца был признанным ворожеем, даже Водоворот страшили те силы, которыми он повелевал. Ирца позволил себе самодовольно поджать хваталки — было приятно ощущать чужой оторопелый страх. Впрочем, все еще могло обернуться весьма плачевно: стоит рачкам почуять реальную опасность, как они набросятся всей стаей, вгрызутся в Ирцу, будут накидываться снова и снова, не считаясь с потерями, и в конце концов убьют, пусть даже от мощного Водоворота, воронки из сверкающих телец, поднимающейся до края видимости, останется жалкий одинарный круг.

Все замерли, ожидая реакции Великого Царя. Ирца в волнении втягивал среду каждую секунду, пробуя ее на вкус, пытаясь определить настроение Царя, предугадать его решение. Станет ли правитель оспаривать право Ирцы удалиться в свое имение и самому, в тишине и спокойствии фамильной пещеры, неспеша, по капле, рассеять жизненную силу? Ирца был достаточно родовит для того, чтобы требовать подобное послабление, однако был и тонкий момент: этим правом так давно не пользовались, что большинство забыло о самом существовании такого закона.

К счастью, Царь решил не нагнетать, что, впрочем, было вполне в его характере (это Ирца отметил про себя с несдерживаемым злорадством), и Ирца неторопливо отплыл в сторону родных скалистых образований.