На острие: часть вторая (СИ)

* «Кусок пира» — пир — это вкусное существо; то же самое, что «кусок пирога»

** свет = день; ежесветно = ежедневно.

========== Глава одиннадцатая или инкубья жизнь, POV Елизара ==========

Руслан все не появлялся. Я уже и волосы все удалил, откуда можно, и друзей навестил… на исходе второй недели стало очевидно, что с ним случилась беда. Я к тому моменту так ослабел, что уже даже бояться за этого невозможного джинна как следует не мог. Несколько раз заходил Мирослав. Ахал, ругал меня, звал в человечий город. Наконец он стал настолько назойлив, что я не выдержал и рассказал ему о моей неудачной попытке вызвать в джинне ревность.

— Ох, Елька! — выдохнул Мирослав с ужасом. — Наверное, твой ревнивый дружочек как-то сковал тебя. Иначе объяснить нельзя. Хотя, погоди: схожу к папе, спрошу у него, вдруг он знает больше.

Папа прибежал через час. Вот, что значит родня! Мы с ним уже почти год не виделись, все дела-дела, а как поплохело мне, сразу нашел время для сына. Приятно. Папа как всегда выглядел прекрасно, хотя блестки на веках и перья на ресницах это, на мой взгляд, немножечко вульгарно, но ему шло.

— Лизанька! — запричитал папа, всплескивая руками; блеснули камушки на аккуратных ноготках — папа всегда испытывал тягу ко всему сверкающему.

Он ощупал и даже, кажется, обнюхал меня сверху донизу, покачал головой:

— Пока ничего криминального не замечаю. Мне надо посмотреть в динамике. Ирочка!

«Ирочкой» папа упорно звал Мирослава, тому не очень нравилось, но папа почти все имена переделывал на подобный манер и спорить с ним было бесполезно, потому братик со вздохом обернулся к отцу, приготовившись выслушивать его указания.

— Приведи своего человека, будь ласков. Посмотрим, сможет ли Лизанька усвоить то, что люди рассеивают. А потом будет эксперимент!

— Какой эксперимент, папуля! Я не жадный, но джинн прибьет Ельку, если узнает про твои затеи! — всполошился Мирка.

— Да не узнает! — отмахнулся родитель. — Был бы гений здесь, так и проблемы бы не стало. Так что тащи своего любезного.

Мирка с неохотой умелся и вскорости привел своего нарика. А кокаинщик-то расцвел! Я с удивлением разглядывал хорошо одетого, ухоженного парня, его внешний вид ни в какое сравнение не шел с прежним. Владик немного округлился, щеки уже не вваливались ямами, кожа приобрела здоровый цвет, глаза смотрели осмысленно и ясно. Он с некоторым недоумением покосился на папу — да, на неподготовленного человека родитель производит мощное впечатление. Не всякий инкуб столь ярко и эпатажно выглядит, все-таки с блеском папочка чуточку перебарщивает.

Потом Владик присел рядом со мной на софу, на которую я как-то незаметно для себя прилег, так как устал сидеть. Повинуясь царственному жесту отца, человек осторожно взял меня за руку.

— И что мне нужно делать? — немного смущенно обратился он к Мирке.

— Ой, да просто сиди, радость, — махнул рукой тот, — у вас, людей, энергия все время немного утекает, так уж вы устроены.

Мы недолго посидели. Точнее, я-то лежал. Как-то это неловко. Разговор не клеился. Человек стеснялся папы, не знаю, почему, Мирка задумчиво тянул мартини, витая в облаках, как всегда — он довольно мечтателен и легко выпадает из реальности, уносясь мыслью куда-то далеко. Родитель же был слишком обеспокоен, хотя и старался это скрыть. Он что-то рассеянно мне рассказывал, иногда замирая посередине фразы и недоуменно хмурясь, с видом человека, который забыл, о чем только что говорил. Подозреваю, что он одновременно с разговором всматривался в мою ауру, пытаясь отследить изменения. Так что в конце концов общение застопорилось.

— Ну? — спросил я почти через час.

Владику, наверное, уже изрядно надоело держать мою холодную руку и ждать неизвестно чего, он уже несколько раз пытался незаметно изменить положение своего тела.

— Погоди еще немного. Человек, ляг пока рядом с моим сыном. Требуется чуть больше времени.

Владик явно не был рад папочкиному повелению, но беспрекословно устроился, прижавшись ко мне. Лежанка была слишком узка для двоих. Тесно и неудобно. Но тепло. С тех пор, как джинн пропал, мне становилось все холоднее. Это от недостатка энергии. Я постоянно мерз. А теперь согрелся. Немного, но уже хорошо. Настолько приятно мне стало от этой теплоты, что я заснул, словно ребенок под боком у отца.

Когда проснулся, меня ждали хорошие новости — подбирать энергию я все еще могу. А вот так называемый эксперимент чуть не убил — от простого поцелуя скрутило так, что потемнело в глазах. Отец вытер пот с моего лица, напоил водой и сквозь зубы произнес:

— Вот поэтому я всегда твердил: дети, не связывайтесь с джиннами и колдунами!

— Пап, — простонал я, — это ж случайно вышло. Подцепил его чарами…

— Чарами? — вскричал отец. — Ты рехнулся?

— Бухой был…

— Пресветлая Богиня, за что мне эти испытания? — папа картинно воздел руки кверху, я вздохнул: отец мог достаточно долго декламировать, он любил добавить в будни немного «театра», чуть трагичности, расцветить этим обыденность, так что я приготовился внимать и сострадать эмоциональному монологу «несчастного родителя».