На острие: часть вторая (СИ)

Макар Афанасьевич торопливо шел по больничному коридору, озабоченно хмурясь. Звук шагов гулко разносился по всему этажу. В тишине ночи даже его дыхание — тяжелое, с присвистом, казалось слишком громким. Старик морщился и кривился от собственной немощи — под тяжестью саквояжа с артефактами его кренило в сторону, движения получались дерганными, воздуха не хватало. Однако он упорно ковылял вперед, не сбавляя темпа, несмотря на колотье сердца и боль в суставах. Звездочет спешил, он бежал наперегонки со своей судьбой.

Перед важным событием осторожный Макар Афанасьевич прибег к любимому прорицанию и с ужасом увидел крайне неблагоприятные прогнозы, сулящие в лучшем случае неудачу, в худшем же — смерть. Единственной лазейкой, судя по всему, было срочное перенесение действа. Если он успеет, все может сложиться удачно. Поэтому аред (7) продолжал двигаться вперед, высоко задирая трясущийся подбородок.

Достигнув палаты, где лежали тела, Макар Афанасьевич осторожно поставил потертый кожаный саквояж на пол, раскрыл его, достал несколько тонких листочков и принялся расставлять по палате необходимые в ворожбе предметы, сосредоточенно шевеля губами и поминутно сверяясь со своими записями. Когда все было извлечено и водружено согласно схеме, старик, покряхтывая и вздыхая, почапал обратно ко входу, где оставил еще несколько баулов с приблудами. По пути в палату он заглянул за прозрачную переборку сестринского поста. Взгляд наткнулся на тело, нелепо раскинувшее конечности: пухлая медсестра обмякла и сползла с крутящегося кресла прямо на выскобленный до блеска линолеум, широко распахнутые глаза бессмысленно уставились куда-то вперед.

Макар Афанасьевич нагнулся, покряхтывая и вздыхая, схватил безвольную кисть и потянул женщину в сторону проема; тело дородной дамы сдвинулось лишь на чуточку, а вот старик покраснел от усилия и зашелся кашлем.

— Ишь, бочка отрастила! — недовольно проворчал он себе под нос. — И не утащишь ее, пузанью эдакую! Что ж… где же это у меня? Попробуем иначе, иначе…

Бормоча себе под нос, пожилой мужчина зарылся в сумку. Вскоре он аккуратно выложил на столик несколько предметов. Взяв в руки один из них — потемневший от времени, грубо сработанный нож, склонился над неподвижной женщиной и несколькими точными движениями рассек ей кожу на лбу, висках и подбородке. Потом собрал потекшую из ранок кровь в каменную плошку, посыпал сверху каких-то трав из маленького полотняного кисета. Руны, вырезанные на коже, засветились синим. Макар Афанасьевич удовлетворенно хмыкнул, обмакнул пальцы в кровь и начертил руну на собственном лбу. В тот же миг медсестра задергала руками и ногами, ее рот открылся, но ни звука не вырвалось из горла.

Макар Афанасьевич постоял, дожидаясь пока управляемое его волей тело встало на ноги, затем развернулся и пошел к палате. Медсестра, неловко дергая корпусом и подворачивая ноги, шагала следом. Двигалась она даже медленнее старика, и тот то и дело оборачивался и досадливо цокал языком.

— Вот ведь топорная ворожба! — бурчал он, дожидаясь, пока упавшая женщина поднимется обратно на ноги. — Может, ну ее? Пусть ползет? Или еще дольше получится? Ох-ох, а мне еще охранников и трех санитаров сюда доставлять… не успею, как есть не успею!

За окном уже начинало светать, когда вся предварительная подготовка была завершена. Макар Афанасьевич обрядился в полотняное рубище, подковылял к распростертым на полу телам, потоптался пару мгновений, прикидывая, как бы половчее нагнуться так, чтобы натруженная поясница окончательно не разболелась, повздыхал, а потом приступил к следующему пункту обряда: тела следовало вскрыть и достать некоторые строго определенные внутренние органы.

Босые ступни ныли от прикосновения холодного пола, пятки болели просто адски, а спина буквально убивала. На мокром и липком от крови полу немудрено было поскользнуться, потому старик ставил ноги весьма аккуратно, двигался неторопливо — ошибка была недопустима. Макар Афанасьевич тихо шипел сквозь сжатые зубы и безудержно мечтал о хорошо оборудованном помещении для ритуалов: с теплым полом, яркими лампами дневного света и помостом, на котором жертвы было бы удобно резать, не склоняясь в три погибели. К сожалению, все это были лишь несбыточные грезы. Оставалось работать и надеяться на то, что радикулит не разобьет старое больное тело вот прямо сейчас. Это было бы весьма неудачно.

Наконец все внутренние органы медперсонала были разложены, напитанные силой руны засияли. Макар Афанасьевич вытер дрожащими руками пот, достал из-за пазухи фиал, несколько раз глотнул обезболивающего сбора, постоял немного, закрыв глаза, а затем решительно проковылял к будущему вместилищу души Того, Кто Слышит.