На острие клинка

— Надо полагать, она рада иметь такого соседа. Я уже давно хотела вам сказать, сколь глубокое впечатление на меня произвела ваша дуэль с Линчем, ну и, разумеется, с беднягой Де Марисом. Впрочем, думаю, он получил по заслугам, коли прыгнул на вас и бросил вызов, когда вы уже сражались с Линчем. Насколько я могу судить, мэтра Де Мариса утомила служба у Горна, и он захотел продемонстрировать гостям свои способности в надежде получить более выгодные предложения.

Ричард с интересом и уважением посмотрел на красавицу. Именно так истолковывал поведение Де Мариса и сам Сент-Вир. Мечник Горна, вероятно, решил, что его лорд слишком редко дает ему шанс показать себя. Кроме того, Горну и охрана была не особо нужна — ну кто станет на него нападать. С поражением Сент-Вира заходящая звезда Де Мариса немедля бы засияла с новой силой.

— Думаю, некоторое время не стоит ждать появления герцога Карлейского в городе.

На первый взгляд могло показаться, будто герцогиня всего-навсего продолжает осыпать Ричарда комплиментами и указывает на то, что герцогу пришлось бежать ввиду поражения его мечника в бою с Сент-Виром. Однако Ричарду почудилось, что герцогиня ждет от него ответа. Что-то в ней было особенное: в положении рук, в пальцах, сжимавших чашку на волоске от блюдца. Диана будто бы знала, что Сент-Вир может рассказать ей о герцоге нечто большее. Но Ричард не имел права на подобную вольность: он получил гонорар и был обязан обо всем забыть. С другой стороны, многозначительное молчание герцогини подразумевало, что ей известно имя нанимателя Сент-Вира.

— Я никогда не спрашивал, — уклончиво произнес он, — почему герцог и его противник решили сохранить причины дуэли в такой тайне, при этом сделав все, чтобы о самой дуэли узнало как можно больше людей. Конечно же, я выполнил пожелание заказчика.

— Эта схватка была очень важной, — молвила герцогиня, — а в подобных случаях, чем больше свидетелей, тем лучше. Кроме того, герцог человек тщеславный и вздорный. Он вам не говорил, из-за чего состоялся поединок? — Она замолчала, словно дозволяя ему, пораздумав, дать двусмысленный ответ.

— Он никогда мне об этом не говорил, — честно признался Ричард.

— Впрочем, вскоре, видимо, все прояснится. Наверняка имел место политический спор, в котором можно рискнуть жизнью мечников, но никак не их нанимателей. Исход боя напугал герцога, и он бежал, но сейчас, не исключено, снова набирается храбрости. Когда лорд Феррис вернется из поездки на юг, он будет знать, требуется ли преподнести герцогу еще один урок.

Что она хочет? Убить Холлидея и убрать с дороги герцога Карлейского? Уничтожить двух противников, чтобы расчистить дорогу еще одному человеку? Кому? Феррису? Герцогиня не произнесла имя Холлидея, более того, на словах она его защищала. Ричард махнул рукой: он слишком мало знал о нобилях и их планах, чтобы разгадать головоломку. Однако кое-что Ричарда все еще тревожило. Он посмотрел герцогине прямо в глаза и произнес:

— Я уже у вас на службе.

— Да что вы говорите? — усмехнулась Диана. — Как мило.

Ричард вновь почувствовал себя юным. Он ощущал, что находится в надежных руках, в руках человека, знавшего, что у герцогини на уме. Чтобы окончательно удостовериться в правильности своих догадок, Сент-Вир сказал:

— Вы знаете, где меня искать.

— Правда? — все с тем же изумлением спросила красавица.

— Ну точнее, ваши друзья, — поправился мечник.

— Ах, вот вы о чем, — вздохнула она. Герцогиня казалась довольной. Доволен был и мечник, надеясь, что Алек сможет разделить его чувства. Заиграли трубы, знаменуя начало второго действия.

— Останьтесь, — молвила Диана, — из моей ложи прекрасно видны наряды актеров. А какие у них парики — ну это просто невероятно!

Мечник, на чью трагедию пришли посмотреть зрители, протянул до самого конца. Решив отомстить герцогу, он стал слать ему любовные письма от имени некой дамы с точно такими же инициалами, как у матери Филио. Герцог влюбился в таинственную чаровницу, которая раз за разом требовала от Филио доказательств искренности его чувств.

После нескольких красочных сцен с изнасилованиями, казнями и одной эксгумацией Герцог остался в одиночестве. Теперь даже у самых преданных из его слуг и придворных имелись причины желать Филио смерти. Единственным человеком, который все еще вызывал у зрителей симпатию, был лекарь из сумасшедшего дома, объявивший, что Герцог находится на грани помешательства.