На острие красных стрел

Два раненых немецких солдата были взяты в плен. В 22.00 вышел в поиск со своей группой сержант Новиков. Разведчики благополучно пробрались в глубь обороны противника, затаились в овражке под мостиком. Наверху прохаживался солдат с автоматом. Можно было, конечно, в качестве «языка» взять и его, но разведчикам очень хотелось, как выразился Новиков, поймать зверя покрупнее. Поэтому они не торопились, внимательно наблюдали вокруг и прежде всего за движением через мостик. Обнаружили, что прибыли подкрепления, и определили местонахождение командного пункта немецкого полка.

Через некоторое время произошла смена часовых. Разведчики обрадовались: теперь можно было действовать. Новиков искусно снял часового (тот даже пикнуть не успел), переоделся в его обмундирование и стал прохаживаться возле мостика. Два других разведчика укрылись поблизости. Решили брать только офицера. Выбор должен был сделать Новиков. Но все осложнялось тем, что офицеры в одиночку не ходили. И дольше двух часов стоять «на посту» тоже было нельзя — разведчики не знали, через какое время производится смена часовых. Время шло, а одиночки не появлялись. Тогда Новиков решил напасть на группу.

Примерно в 3 часа ночи со стороны высоты показались два офицера в сопровождении автоматчика. Сержант шепнул разведчикам:

— Первого беру я. Те двое — ваши.

Едва успели фашисты перейти мостик, Новиков остановил их тихим окриком: «Хальт!» — и ослепил ярким лучом фонарика. В тот же миг разведчики набросились сзади на автоматчика и унтер-офицера. Не забыв забрать документы, трупы спихнули в овраг. Правда, без лишнего шума не обошлось. Офицер, которого брал Новиков, успел закричать. Пока его связывали, пока опускали в овраг, к мостику приблизились трое караульных, на ходу что-то спрашивая у неуспевшего скрыться Новикова. Сержант подпустил их поближе и всех троих наповал сразил одной очередью. У противника поднялся переполох. Пока немцы разбирались, что произошло у мостика, разведчики успели уйти. Но в полк они вернулись лишь через два дня. Я уже было приуныл: думал, что ребята погибли. А произошло вот что. Уходя от преследования, разведчики вынуждены были укрыться в овраге, поросшем густым колючим кустарником и нашпигованном противопехотными минами. В следующую ночь, когда стали оттуда выбираться, пленный фашист подорвался на мине и был смертельно ранен. Его пришлось оставить.

Но даже без пленного разведчикам едва удалось пробиться к своим. Ранним утром следующего дня немцы так плотно их обложили, что, казалось, нет уже никакого выхода. Хорошо, что в этот момент соседний полк перешел в наступление.

— Эх, надо было все-таки часового брать, — сетовал потом Новиков. — Ради офицера лишнего шума наделали.

Однако неудача ненадолго обескуражила сержанта. В следующих поисках он, как всегда, старался брать «добычу» покрупнее, хотя это и требовало большего риска.

К исходу следующего дня почти вся наша дивизия была уже на правом берегу Днепра. Бои за расширение плацдарма продолжались.

Однажды командир дивизии полковник Богданов вызвал к себе на командный пункт группу наиболее отличившихся офицеров. Тепло поблагодарив за мужество, проявленное при форсировании, он сказал:

— Вы совершили подвиг. Но впереди бои не менее жестокие. Враг будет пытаться сбросить нас в Днепр. Мы не должны допустить этого. Под фашистским сапогом еще стонет древний Киев — столица Украины. Освободить его, очистить от оккупантов — наша с вами святая и почетнейшая задача.

Командир дивизии зачитал представления к награждению орденами на некоторых из присутствовавших офицеров. Я не думал, что совершил что-либо особенное, поэтому для меня были неожиданностью слова комдива:

— Вас, лейтенант Зайцев, представляю к ордену Красного Знамени!

— Служу Советскому Союзу! — ответил я взволнованно.

Недолго длилась встреча. Времени я тогда не засекал, но, наверное, заняла она не более десяти минут. А запомнилась на всю жизнь. Я и теперь не перестаю удивляться, как могли и как умели наши командиры в сложнейшей боевой обстановке выкраивать время для того, чтобы встретиться с отличившимися, вызвать их к себе или найти их в окопе, в блиндаже, на самой передовой линии сражения, побеседовать по-отечески, сказать теплое командирское спасибо. Конечно, сражаясь с врагом, мы не думали о наградах и славе, не ради них проливали кровь и совершали подвиги. Нет. Беспредельная, горячая любовь к Родине и святая, жгучая ненависть к врагу — вот два главных великих чувства, которые поднимали и вели нас в бой. И все-таки кому же не хочется, чтобы старший товарищ, командир или начальник, отметил успех в ратном труде? Душевная благодарность, а те,м более награда придают воину сил, вдохновляют, зовут к новым боевым свершениям.

На встрече у командира дивизии присутствовало всего лишь пятнадцать — двадцать солдат, сержантов и офицеров из различных подразделений.. Однако это не означало, что, кроме них, никто не заслуживал такого почета. В намять мою врезались слова полковника Богданова: