На острие меча

Из-за изгородей летели камни и стрелы; примкнувший к ним вестовой слетел с лошади, по шлему Лукана, оцарапав его, скользнул наконечник дротика. Он позволил себе обернуться: тяжелая конница боспорцев накатывалась на замершие когорты.

«Это катастрофа!» – пронзила его мысль, но ощущения страха или паники не возникло. И почти сразу пространство вокруг содрогнулось от ужасающего грохота – катафрактарии врезались в римский строй…

На площади собралась большая группа воинов. Они сгрудились тесной кучкой и с криками, размахивая оружием, побежали им навстречу. Щиты были не у всех, у большинства – только пики или топоры.

«Ополченцы», – догадался Лукан, натягивая поводья.

Аякс заржал, стал на дыбы и ударил передними ногами в налетевшего на них воина. Щит, которым тот прикрылся, разлетелся в щепки. Боспорец упал на спину, широко разбросав руки; Аякс еще раз опустил копыта, но уже на его грудь. Хрустнули сломанные ребра, изо рта мужчины на спутавшуюся бороду хлынула кровь. Он захрипел и выкатил глаза. Аякс перескочил через него и помчался дальше, сбивая встававших у него на пути людей. Один из боспорцев попытался достать коня копьем, метя в бок. Лукан отбил древко мечом и рубанул врага по голове. Кожаная шапочка разошлась, как лист пергамента, обнажившиеся светлые волосы тут же потемнели. Воин пошатнулся и рухнул лицом в землю. На его месте возник другой, замахнулся топором, но пронесшийся рядом легионер полоснул по его шее спатой. Бедолага выронил топор и упал на своего товарища, а мясорубка вокруг закипела с нарастающей яростью. Римляне продолжали кружиться в гуще врагов, разделяя их на части и истребляя. Но из поселка подтягивались все новые и новые воины, вливаясь в общую свалку и забирая у латинян последние силы.

Звук кавалерийского рожка оборвал битву так же резко, как она началась.

Оттолкнув ногой прыгнувшего к нему парня, с ног до головы залитого кровью, Лукан резко натянул повод. Аякс крутнулся на месте, разбрасывая вокруг хлопья розовой пены и сбив при этом еще двух боспорцев. Тем самым он подарил своему хозяину несколько мгновений, чтобы тот смог оценить ситуацию. Гай глянул в сторону стен, у которых шло сражение. И не поверил своим глазам: от изрядно помятых когорт откатывались катафрактарии! Они отступали, направляя своих коней обратно в степь, но делали это без спешки, с достоинством знающих свою мощь воинов. Густые клубы пыли оседали медленно и не давали понять, в чем причина прерванной атаки, когда победа уже почти была у них в руках.

Новый, более резкий, зов трубы все объяснил. Сердце Лукана заколотилось так часто, что едва не вылетело из груди – он сразу узнал сигнал римской кавалерии. Остававшиеся на ногах боспорцы бросились врассыпную; их не преследовали – не было ни сил, ни приказа. А трибун во все глаза смотрел на север, откуда, прямиком во фланг врагу, неслась свежая лавина всадников. Впереди на злом сером жеребце, в черных, как ночь, доспехах мчался их командир. Черный плюмаж шлема трепетал на ветру, шлейф плаща тянулся следом алым языком.

– Аквила! – прошептал Лукан, воодушевленный этим завораживающим зрелищем, но стоило ему взглянуть на своих людей, точнее, на тех, кто выжил в этой бойне, как пришло понимание: сейчас в сражении от них проку будет мало. Он убрал меч в ножны, выкрикнув: – Спешиться! Помочь раненым! – Голос сорвался до хрипа, и, сглотнув, он похлопал тяжело дышавшего Аякса по шее. – Молодчина, дружище! Ты у меня настоящий боец.

Жеребец мотнул головой и негромко заржал.

* * *

Пока его бойцы зачищали поселок, Кассий искал трибуна. Он очень надеялся, что этот молодой офицер, к которому он начал испытывать симпатию, остался цел. Он нашел его недалеко от площади у тела легионера, с непокрытой головой, понурого и бледного. Погибший лежал на спине, неестественно подогнув ноги. Его лицо было сильно обезображено – на месте правого глаза зияла черная дыра с запекшейся по краям кровью, – но гладкая кожа и рыжие веснушки указывали на юный возраст.

– Из пращи, свинцовым шаром, – наметанным глазом сразу определил Кассий. – Кто он?

– Вестовой. Сообщил о взятии средних ворот и присоединился к нам, – ответил Лукан, искренне радуясь появлению центуриона.

– Жаль его. – Кассий покачал головой. – Совсем еще мальчишка.

– Он мог вернуться и не идти с нами в атаку.

– Ты бы на его месте вернулся?

– Нет, конечно, – признался Лукан и вздохнул. – Но я жив, а половина моих людей навсегда останется в этом селении.

– Я потерял треть центурии. – Кассий скрипнул зубами и сдвинул брови. – Эти катафрактарии налетели на нас, как тысяча таранов, подобных тому, каким мы вышибли их ворота. Еще час – и от нас мокрого места не осталось бы.

– Но откуда у Аквилы столько конницы? – удивился Лукан.

– Скифы помогли, – пояснил Кассий. – Присоединились в последний момент.

– Теперь понятно, и почему боспорцы отступили, и откуда столько всадников в степи.

– Вот именно, что отступили. Разбиты нами не были, а просто отступили.

– Мы их еще побьем, центурион. Даже не сомневайся.

– А я в таких вещах никогда не сомневаюсь… Да у тебя кровь, трибун!