На острие меча

Небо на востоке стремительно розовело, разгоняя предутренний сумрак и окрашивая верхушки частокола золотистыми бликами. Рядом со сторожевой вышкой, напротив ворот, замерла в напряженном ожидании центурия Кассия – ударный кулак прорыва на этом участке. Не так давно именно здесь отряд Марциала попал под обстрел. Теперь враг не таился, открыто смотрел им в глаза.

Пущенные из баллист ядра пока что не наносили стенам видимого вреда. Над зубцами то и дело появлялись шлемы боспорцев, выпускающих в сторону частокола стрелы. Некоторые из них с жужжанием вонзались в бревна, но большинство – в землю у ограды, утыкав ее, словно иглы ежа. Римляне отвечали новыми залпами, после которых следовал жуткий грохот, всегда сопровождавшийся криками боли и ярости. Пыль, осколки камней и комья земли витали в воздухе, как плотные хлопья грязного снега.

Ворота оказались прочными. Их дерево выдержало прямые удары тяжелых снарядов катапульт. И все же после четвертого попадания в них появилась трещина, а после пятого – от обшивки отлетел огромный кусок. Отметив это, Лукан подал сигнал трубачу.

Буцина извергла звук, от которого, казалось, вздрогнула даже плавающая в воздухе пыль, после чего ворота частокола распахнулись. Неуклюжее, громоздкое сооружение появилось из них с не меньшим шумом, чем рев трубы, и покатилось в направлении ворот к мосту через ров.

Двускатная крыша его была усилена мешками с песком, которые перед началом атаки полили водой. Под этой надежной защитой два десятка ауксилариев, оставивших из вооружения лишь мечи, толкали таран вперед. Мост – земляная, вперемежку с камнем, насыпь – легко выдержал этот немалый груз. Выдержали первый мощный удар и ворота. Толстое дерево глухо взвыло, но не треснуло и не поддалось. Второй, более мощный, удар заставил ворота издать похожий на скрип звук, но он сразу утонул в воплях защитников и грохоте сбрасываемых ими булыжников. Ни то, ни другое вреда тарану не наносило, и полуобнаженные ауксиларии с упорством муравьев продолжали свою работу: раскачивали, как маятник, болванку и на едином выдохе ударяли ее заостренным концом в обшивку ворот. Створки дрожали, гнулись, во все стороны летели щепки. Солдаты обливались потом, орали не слабее боспорцев, но били и били до тех пор, пока ворота не сдались – одна их половина отлетела к стене, другая, измочаленная тараном, рухнула на землю.

– С нами Марс! И с нами Рим! – разорвал воздух громоподобный голос Кассия.

– Слава и Рим! Слава и Рим! – ответили центуриону восемь десятков глоток.

Под прикрытием артиллерии и лучников центурия начала выходить за частокол. Шеренга за шеренгой, по восемь человек в каждой, она вылилась на равнину железным потоком, и первую половину пути легионеры преодолели боевым бегом. Бряцало оружие и доспехи, солдатские калиги сминали траву, оставляя за плотным прямоугольником отряда утрамбованный след. По нему уже готовилось выходить следующее подразделение. Но почетное право прорваться за стену выпало второй центурии второй когорты.

– Черепаха! – выкрикнул приказ Кассий.

Новый, более громкий, звон металла – и центурия превратилась в бронированный коробок, а легионеры перешли на шаг. Когда они приблизились к насыпи, ауксиларии уже затолкали таран в проем ворот, лишая противника возможности встречной атаки. Но стоило «черепахе» пересечь мост, как сверху на нее посыпался новый град из камней, копий и стрел. Щиты надежно укрывали воинов, а плотный строй не давал снарядам врага пробиться внутрь. Шаг за шагом они приближались к цели, сопровождая каждое свое движение единым громким выдохом:

– Рим! Рим! Рим!

– Приготовиться!

Крик Кассия долетел до Лукана, подобно стреле боспорцев. Он напрягся, как струна, всматриваясь в происходящее под стеной. Единственным его желанием сейчас было находиться там, у ворот, рядом с неустрашимым центурионом и его отчаянными легионерами. И хотя вынужденное бездействие было оправдано (он командовал двумя турмами кавалерии, готовыми по первому приказу поддержать атаку центурий), все существо Лукана рвалось вперед, к тем, с кем он уже пролил свою первую кровь.

Тем временем на башнях и стенах прекратилось вдруг всякое движение, как будто защитники все разом покинули их. Последняя стрела, словно желая напоследок насытиться, впилась в щит легионера, задрожала и беспомощно застыла, так и не добравшись до человеческой плоти.

Неспешно, под прикрытием тарана «черепаха» вошла в пролом. А из лагеря уже выступала новая центурия.

Лукан тронул поводья, и Аякс, все это время фыркавший от нетерпения, радостно мотнув головой, порысил к распахнутым воротам частокола. За ними двинулись кавалеристы. Два отряда, один за другим, выстроившись в колонну по двое. Никто не проронил ни слова, так как не знал, что ждет их впереди, за стенами. Понимая это, трибун не отдал команду перейти в галоп, как при стремительной атаке. Что-то переменилось в ходе штурма, что-то необъяснимое с позиции логики, а потому настораживающее. Но главное – с той стороны стены не слышен был шум битвы…

* * *