На острие меча

«Если сыто кормят и спрашивают по-доброму, не угрожая, значит, убивать не будут, — умоляюще смотрел он в глаза гиганту. — По крайней мере, сегодня». Такой поворот судьбы подбодрил его. И вообще, парню начинало казаться, что он способен выпутаться из любой истории. Слишком уж повезло ему с ангелом-хранителем.

— Где сейчас Бохадур-бей?

— Погиб. Я сам сражался с ним. — Карадаг-бей смерил Корзача презрительным взглядом, но промолчал. — Убил его, правда, не я. Но сам видел: погиб. Весь отряд разбит. Остатки его, во главе с Мамлюком — они его Бешеным называли — служат теперь у Гяура.

— Мамлюк?! — не мог скрыть своего изумления командир чамбула. — И Гяур не посадил его на кол? Этого шакала должен садить на кол каждый, кому он попадется в руки. Ничего, мы еще доберемся до него. Но сейчас нам нужен Гяур.

— Хотите схватить Гяура? — испуганно спросил Корзач. За полковника в эти минуты ему было страшнее, чем за себя. — Нет, это не удастся. Он всегда с охраной.

— Не бойся, пленный он нам не нужен. Ты тоже будешь помилован. Вернешься к нему. Передашь вот это, — положил перед Корзачом кожаный футляр, в котором покоился свиток. — В нем письмо хана Ислам-Гирея.

— Хана?!

— Ты должен вручить его лично Гяуру. Но так, чтобы никто из воинов не узнал об этом. Вместе с письмом передашь личный подарок хана. — Карадаг-бей достал из внутреннего кармана футлярчик поменьше и извлек оттуда сверкнувшую золотом подкову, посредине которой малиново поблескивал изумруд. — Здесь написано, что каждый подданный хана, кому будет предъявлена эта грамота, обязан подчиняться владельцу ее, князю Одару III, оказывать ему всяческую помощь и знаки внимания как личному представителю Ислам-Гирея. На грамоте, рядом с изумрудом, печать хана. Понятно ли, недостойный урус, какую честь оказывают тебе, доверяя эту грамоту?

— Я передам Гяуру, только ему.

Вытерев руки о полы своего кафтана, Корзач благоговейно дотронулся до подковы, провел пальцами по массивной серебряной цепочке, наклонившись, почти принюхался к изумруду.

— Слишком жадно разглядываешь, — схватил его пальцами за щеку Карадаг-бей. — Голодным шакалом смотришь. Много золота, да? Если не доставишь письмо и подкову князю Гяуру, я расплавлю другую такую же подкову и залью золотом твою глотку. И нет места на земле, где бы ты и твои родственники могли спастись от гнева Карадаг-бея. Везде его глаза, везде его кинжал.

— Так ведь передам, — съежился Корзач, когда татарин, наконец, разжал свои пальцы-клещи. — Это я просто так, был удивлен красотой подковы. Не видел же никогда такого. А деньги у меня тоже были. В кошельке. Твои люди отобрали его. Отцу вез.

— Деньги отцу? Отобрали? Ай-ай. Плохо. Мои аскеры никогда не были грабителями. Может, потерял? Нет? Эй, Чорлаг, ты вез этого кяфира?!

— Я, повелитель.

— Верни кошелек. Быстро! Иначе я сделаю другой кошелек. Из твоей дурно пахнущей шкуры, дохлый щенок шакала!

Прежде чем отдать кошелек Корзачу, Карадаг-бей высыпал себе на ладонь содержащуюся в нем медь, скептически улыбнулся, ссыпал ее обратно, а потом великодушно умножил богатство кяфира тремя золотыми монетами, извлекая каждую из них, словно фокусник, откуда-то из рукава и подолгу вертя перед глазами, будто зная, что монета опять должна исчезнуть, растворившись в его огромной пергаментной ладони.

— Можешь отвезти отцу. Путь свободен. Больше тебя в этой степи никто не тронет. Мои аскеры проведут почти до самого местечка. Но к вечеру, а потом всю ночь ты должен мчаться вслед за полком. Завтра утром письмо и подкова должны быть у Гяура. И еще передашь: через десять дней и ночей к нему в Каменец прибудет человек хана. Он войдет в город вместе с обозом венгерских купцов. Запомнил?

— Через десять дней и ночей.

— И ты, аскер Корзач, не должен будешь удивляться, если этим гонцом окажусь я сам. И не имеешь права говорить, что мы когда-либо виделись.

— Все сделаю, как велишь, — подхватился на ноги Корзач и, воровато оглядываясь на воинов Карадаг-бея, спрятал кошелек за пазуху. — Только щит ты мне тоже верни. Его нужно будет отдать норманну. Иначе изрубит.

— Слышал, Чорлаг?

— Коня гонцу Карадаг-бея! — тут же грозно прокричал воин. — Вернуть ему щит!

34

Ожидание в прихожей дворца графа Потоцкого не казалось гостям слишком томительным. Тем не менее время, на которое они были приглашены, давно истекло. И это заметили решительно все. Хотя и не подавали вида.

— Господа, — неожиданно появилась из покоя графиня де Ляфер. И все сразу же оживились. — Извините, что заставляю томиться в ожидании. Поверьте: это не в правилах парижских салонов. И уж тем более — не в моих правилах.

— Охотно верим, — язвительно заметила одна из дам, пышногрудая брюнетка с большой красной заколкой в волосах. — В парижских салонах такое себе не позволяют.

— Спасибо, милочка, — радостно улыбнулась ей графиня. — На досуге расскажете мне о нравах лучших домов Парижа. А пока, насколько я могу судить, — медленно прошлась она взглядом по присутствующим, — нас не удостоил чести только один гость — князь Одар-Гяур. С чего бы это, господин Сирко?

Полковник красноречиво развел руками.