На острие победы

Старшина на этот раз вонзил нож в другое плечо унтерштурмфюрера, что вызвало у него дикие страдания и глухой рев. Кляп у штатского вынули изо рта, чтобы он мог молиться за друга или поведать тайны СС. Но Хельмут только кривился от сострадания за товарища и шепотом божился.

– Тебя то же самое ждет, козлина рыжая! Я за наших ребят, за все группы пропавшие, яйца буду резать вам, фашисты недоделанные! Че смотришь, выродок? Смотри, смотри-и, как твой дружок корчится. Сказал бы все и цел был. Ан нет. Герой, твою мать! Суки, пришли к нам с войной, с мечом, от меча и сгинете, твари. На, на-а…

Старшина снова два раза ткнул ножом в плечи офицера, который уже начал терять сознание. Лицо его побелело даже в темноте, глаза вылезли из орбит, белки их покрылись кровавыми нитками.

– Говори-и, гребаный СС, иначе сейчас нижние колеса начну спускать. Скажи спасибо, что ходули твои оставить нужно для пешего рейда. Но, думаю, это поправимо…

После того как Васюков резанул по бедру немца, тот окончательно вырубился и затих. Старшина повернулся к рыжему, вытер о брюки пленного кровь с ножа и поднес лезвие к его губам:

– Ну что… какой зубик болит?

Хельмут затрясся при виде зловещего оскала палача, острого лезвия перед носом и вполне понимаемых им слов.

– Васюков, ты случаем в подвалах Лубянки не работал дознавателем? Аж мне страшно стало, – съязвил Машков, вполоборота глядя на манипуляции товарища.

– Помолчи там. Сам сейчас займешься этим неблагодарным делом! – парировал старшина и полез ножом в рот рыжего, отчего тот вконец струхнул и обмочился. Но пока никто не заметил этого, Васюков продолжал расковыривать губы и зубы пленного, который пытался увернуться и тихо скулил.

– Старшина, скоро там? – поторопил Неупокоев.

– Айн момент, командир! Сейчас все будет в полном ажуре. Он, кажись, обоссался уже со страху. Ну-у, рыжая скотина, говори-и… шпрехай, хунде, во зинд зи прячете радио? Во ратте? Во-о?

Лиза бросила на лейтенанта взгляд, полный мольбы и негодования, зажала уши. Неупокоев как опытный разведчик знал, что если уж начали допрашивать пленного с приемами физвоздействия, то бросать это поганое занятие и давать отдых «языку» нельзя. Нужно доводить до конца сие действо.

Но рыжий заговорил.

– Лиза? Пешкова-а? Твою… – лейтенант ботинком толкнул ногу радистки, и когда она открыла глаза и уши, бросил ей… – Переводи, он начал гутарить. Шишкин, тормози, ни черта не слышно из-за движка.

Лиза развернулась, скривилась от ужасного вида пленных, но нашла в себе силы переводить обрывистую речь напуганного до смерти рыжего штатского.

– На всех стационарных постах имеются телефонные аппараты. В поселках и городах. По междугородней связи можно выйти и… можно позвонить в другую страну… Польшу… Литву… Берлин. Рации дальнего действия имеются только у командиров частей, неусыпно следящих за ними при наличии большой охраны… Вас? Что? А-а… Литерный сейчас должен находиться… в районе Гумбиннена. Да, сверхтяжелый танк «Крыса» существует. Он очень мощный и… как сказать… дальнобойный. Двигатели и орудия с линкора, гусеницы шириной до трех… Вифиль? Вас?.. Три с половиной метра шириной. Спецсостав подвижной и постоянно крейсирует взад-вперед… Исключительно ночами… Ангары. Есть специальные ангары для прикола литерного… хорошо замаскированные. Где – он не знает. Но есть.

– Ясен перец, он должен же где-то пережидать день и налеты разведки и бомберов! – Неупокоев привстал на локтях, левое ухо повернул к пленному, будто сам дополнительно пытался услышать каждое его слово. – Дальше, Лиза, дальше. Спроси, как можно скрытно подобраться к танку… э-э… литерному… и как вычислить, где он днем хоронится?

Пешкова перевела вопросы командира. Рыжий молчал, то ли соображая и вспоминая, то ли задумавшись над целесообразностью дальнейшего диалога. Васюков расценил это по-своему и ткнул острием ножа в кисть немца. Хельмут ахнул, отдернул связанные руки и залепетал.

– Не убивайте… Прошу вас… – Лиза переводила сумбур, изливающийся из уст хныкающего агента. – Я не уничтожил ни одного русского солдата… Я работаю в структуре, обслуживающей СС и вермахт, а не убивающей напрямую солдат противника…

– Уймись уже, слизень! – старшина дал внушительную оплеуху немцу, отчего тот скукожился и замер, страусом пряча голову между телом Гейнца и бортом машины.

– Говори, гад! – твердо и четко сказал лейтенант.

Пешкова повторила его фразу по-немецки. Рыжий пленный чуть выгнулся и стал бормотать несвязные слова.

Из дальнейшего блеяния «языка» разведчики поняли, что подобраться к «Крысе» почти невозможно, разве что попробовать переодеться в форму СД или униформу какой-то обслуживающей литерный поезд части: зенитчиков, железнодорожников, связистов, военных медиков. Но нужны спецпропуска, согласование по телефону со штурмбаннфюрером СС Карлом Гринбергом, комендантом зоны особого внимания, УКВ-рация и много-много смелости.

– Вот еп! А то мы не знаем сами, что нам нужна рация?! Да и смелости нам не занимать, да, ребятки?

– А то, командир!

– Так точно.