Даже это простое движение далось ему нелегко: плечи напряглись, словно мужчина пересиливал себя.
— Выше!
Мужчина снова слушается, хотя спина уже деревянная. Чувствую, с каким бы наслаждением он вскочил на ноги и сомкнул пальцы на моей шее. Вон, как вонзил их в собственные предплечья, наверняка останутся синяки.
На миг задумываюсь и прихожу к мысли, что мне это нравится.
И тут же пугаюсь: в кого я превратилась? Я, та, что могла проплакать полдня над мертвой бабочкой, своими руками мучаю человека?
И тут же обрываю неправильную мысль: не человека. Убийцу. Тварь, которая отняла у меня все.
Подхожу тихо-тихо, осторожно ступая босыми ногами. Мужчина услышал и напрягся. Говорят, у слепых обострен слух, может, дело в этом?
Черная повязка на глазах мешает моей жертве видеть. И мне нравится то, как он прислушивается к каждому шороху, как пытается предугадать…
Внизу живота становится тепло. Предвкушение — лучшая из прелюдий, а эту придумываю я сама. И отбрасываю мысль заткнуть мужчине еще и уши. Торопиться некуда, времени достаточно… И не стоит отказывать себе в удовольствии провести своего врага по собственным следам. Он испытает все, что испытала я.
— Тебе нравится? — очередная капля воска падает на середину цветка, добавляя яркости краскам.
— Все что угодно моей госпоже…
Голос… Кажется, я сейчас сойду с ума. Низкий, чуть хрипловатый и прерывающийся… Не от боли или возбуждения. От гнева. Враг вынужден подчиниться, и сдерживает его не шелковый шнур, обвивший тело, а долг.
— Ты же понимаешь? — шепчу в самое ухо.
По спине мужчины пробегает судорога. Он чуть выгибается… и это движение не может меня обмануть.
Обхожу кругом, подношу свечу сначала к лицу, любуюсь на острые скулы, крепко сжатые челюсти, скольжу взглядом по смуглой коже. Грудь пересекают несколько шрамов, но меня интересуют не они и не плоский живот.
— Выпрямись!
И снова эти несколько секунд борьбы с самим собой. Они заводят больше, чем все остальное. И не только меня…
Почему-то хочется, чтобы он почувствовал, куда я сморю. На рвущийся из штанов член.
Хочу его увидеть!
Пряжка узкого ремня не подается. Или я стала неловкой? Чуть не рычу от нетерпения, но все-таки справляюсь. И отступаю, поняв, что я ни разу не видела Кена в джинсах.
Всегда — брюки. Идеально отглаженные, с ровными стрелками. Пиджак. И ослепительно белая рубашка.
Впрочем, ей он и сейчас не изменил.
Безупречно.
— Тебе нравится? — снова шепчу и по повороту головы, по легкому напряжению мышц вижу — слышит. — Мне продолжать?
— Как пожелает моя госпожа… — полувздох-полувсхлип.
Но я упряма. Я добьюсь!
— А ты сам? Чего хочешь ты сам?
В ответ — молчание, и губы снова сжаты в напряженную полосу. Ну, что же…
Пуговица. Молния. Оттянуть резинку трусов… и дернуть одежду вниз. Чуть-чуть, только, чтобы освободить член — яйца мне пока не нужны.
У основания — темные завитки. Касаюсь их, пальцем выписываю спирали.
Мужчина уже дрожит, я с удовольствием понимаю, что он все ближе к пику — головка выскальзывает из крайней плоти, розовая, влажная. Еще чуть-чуть и…
Он стонет, когда убираю руки. Тянется следом, напряженно вслушивается в шаги… Любуюсь выражением лица. Да, это то, о чем я мечтала. Наслаждение пополам с недоумением.
Что его так удивило?
Возвращаюсь. Спрашиваю. Привычно тихо. И касаюсь языком мочки уха.
Всхлип-стон кажется музыкой. Саро пытается восстановить дыхание и отвечает не сразу:
— Я не ждал такого… наказания.
— А чего ты ждал?
Чтобы он не ушел от ответа, снова трогаю член. Кончиками ногтей, едва-едва, вверх-вниз, вверх-вниз… А еще хочется видеть глаза Кена. Помутневшие от желания, безумные…
Но еще не время. Не сейчас. Сначала я получу все ответы…
Но он молчит. Двигается за рукой, вздрагивает, когда царапаю кожу и — молчит. Хрипло дышит сквозь зубы. И — молчит.
Ах, так?
Щелкаю по головке. Сильно. По розовой, открытой, шелковистой. И тело мужчины сгибается пополам.
Не позволяю!
Рывок — и он снова на коленях, ровный… С каменным выражением лица. Не этого я хотела. Хотя…
Член по-прежнему стоит. Ну, что же…
Распускаю узлы на запястьях. Ровно столько, чтобы Кен смог освободиться:
— Достаточно. Мне… надоело.
И сама снимаю повязку.
Этот взгляд, полный боли, обиды и желания мне не забыть до самой смерти.
64
Но Кен быстро приходит в себя. Слишком быстро.
Поволока желания сменяется ясным выражением. И, кажется, этот гад решил отомстить: одевается не торопясь, словно в собственной спальне. Я могу видеть, что он полностью избавился от моих чар, и почему-то становится больно.
Приведя себя в порядок, саро замирает напротив кровати, сцепив руки за спиной:
— Вы закончили? Или будут еще пожелания!
— Будут! Самоубейся!
— К сожалению, пока не могу. Но если вы согласитесь подождать…
В голосе нарочитое почтение. И только мысль, что эта тварь в человеческом облике специально выводит меня, что издевается, мешает провалиться в пучину ярости.
Теперь злюсь на себя. Слишком много открытий за последний час. И слишком они… странные.
— Госпожа, я делал все, что вы хотели. Теперь моя очередь…
— Убирайся!
Кен даже не попытался увернуться. Подушка ударила его в плечо и упала на пол.