На острие (СИ)

— Какого хрена он лезет в мои сны? Защитничек, — я завернулась в найденный тут же халат и босиком прошлепала к кровати. Часы в изголовье показывали поздний день, а на заменявшем окно экране все так же бежал ручеек.

Почему-то он раздражал. И безмятежный пейзаж, и это негромкое журчание. Я нашла кнопку на раме и жала, жала ее до бесконечности, ища, чем заменить треклятую картинку.

Хвойный лес, березовая роща, луна, отражающаяся в спокойных водах океана… Да простой черный квадрат, и тот лучше!

Раздражение не проходило. Оно заставило метаться по комнате, требовало хоть какого-то занятия… Но в окне, которое служило и телевизором, не было ни одного фильма, а коммуникатор у меня отобрали.

Поняв, что сойду с ума, ринулась к двери.

Трое мужчин подскочили и синхронно поклонились. А я уставилась на тарелки с едой. Вот, значит как. Пируют! А я вынуждена пить воду из-под крана!

— Есть хочу! — почему-то вышло обиженно — капризно, но на охранников произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Они заметались, доставая что-то из шкафчиков, включая агрегаты, которыми было заставлено помещение.

— Простите, госпожа, мы не знаем, что вы предпочитаете…

Я привалилась спиной к захлопнутой двери. Неужели это все происходит наяву? Да нет. Бред.

Хотя какой бред… После заведений господина Би можно поверить во что угодно.

Дверь толкнули снаружи, заставив отступить. Охранник внес в комнату заставленный тарелками поднос. Аромат от них шел умопомрачительный! И, забыв обо всем, я принялась за еду.

Курица оказалась «из упаковки», а салат выращен на гидропонике. Второй Клан наследницу получше кормил!

Но еда есть еда, тем более что так питается большая часть жителей Города, а в Трущобах это тянуло на небольшой пир. Зато кофе оказался настоящий! Крепкий, с пенкой и сахаром! Не заменителем, после которого во рту оставался химический привкус, а нормальный сахаром!

Пока ела, охранник сноровисто сменил постельное белье и застелил все покрывалом. Да так ловко, словно каждый день этим занимается!

Вопросов задавать не стала, не хотелось нарушать молчание, а когда мужчина вышел, вздохнула с облегчением: одиночество казалось благом.

Но ненадолго.

Взгляд постоянно возвращался к центру комнаты, туда, где вчера стоял на коленях Кен.

Сильное, красивое тело. Свет от свечи играет на татуировках, оживляя дракона… Алый воск — как кровь…

Забытый кофе остывает. А я прислушиваюсь к тому, как мое собственное тело отозвалось на воспоминания.

Это не жажда мести. Это не возбуждение от власти. Это — иное.

Я. Его. Хочу. До скрежета зубовного, до боли, до горячей пульсации внизу живота.

И мне страшно.

Как можно хотеть того, кого ненавидишь больше всего на свете?

Как я, сохранившая девственность в притоне господина Би, могу думать о сексе с человеком, которого готова убить собственными руками?

Хотя… почему именно с ним? Я взрослая женщина, со своими потребностями, со своими желаниями. И я хочу мужчину. Просто — мужчину. А Кен всего лишь оказался рядом, вот тело на него и среагировало.

Да, так и есть! Мне просто надо отвлечься. Или… еще раз сходить в душ, сбросить напряжение? Потому что долго с такой дрожью во всем теле я не выдержу.

Рука, потянувшаяся переключить воду на холодную, так и не коснулась синего сенсора. Но палец застыл на красном — мерзнуть не хотелось, и от этого раздражение на Кена только увеличилось: опять он доставлял неприятности.

С другой стороны… почему я должна отказывать себе в удовольствии?

Пар заполнил кабинку, осев на стекле белым туманом. Капельки прокладывали прозрачные дорожки, переплетали их, сливались в одну… А у меня перед глазами снова встала смуглая кожа, на которую такими же струйками лился расплавленный воск.

— Черт бы тебя побрал, Кен Отани! — пошипела я, срывая с держателя душ. Гибкий шланг обжег, но не привел в чувство.

— Черт бы тебя побрал!

Рычаг передвинут, теперь вода вырывается сплошной струей. Кипяток, на грани терпимого, обжигает низ живота, лоно, бедра. А кажется — это жаркие поцелуи. Пытаюсь не думать ни о чем, сосредоточиться на ощущениях, получить удовольствие лишь от того, что происходит здесь и сейчас…

И сдаюсь. Прикосновения горячих рук ощущаются почти наяву.

Будь ты проклят, Кен Отани! У тебя ничего не выйдет!

Но блондин, образ которого старательно рисую, превращается в брюнета. Длинные волосы укорачиваются, а светлая кожа смуглеет. Сквозь нее медленно проступает рисунок: дракон в окружении пионов.

Чешуйчатый хвост спускается по ягодице, обвивает бедро, теряясь в цветочной гирлянды.

Я ненавижу тебя, Кен Отани.

Но сейчас ты… победил.

Тело сводит судорога. Сладкая и болезненная одновременно. Настолько сильная, что колени подкашиваются.

Чтобы не упасть, опираюсь на стену. Она горячая от воды, но почему мне кажется, что это мужская грудь? И руки обвивают тело, не позволяя упасть.

Будь ты проклят, Кен Отани. Клянусь, я найду способ выкинуть тебя из головы. И из сердца.

66

Меня хватило до утра.