На острие удара

– Или по тем, командиры которых были лояльнее Америке, чем Германии. В результате у страны сохранилось до семидесяти процентов техники, включая танки, самолеты и корабли… Кстати, цела практически вся авиация. Ну да она и не летала, собственно. Далее. От немцев они стребовали очень немногое – аккурат столько, чтобы покрыть расходы на войну. Ну и свободный доступ к технологиям, тут они предусмотрительны. С точки зрения обычно стрясаемой с побежденных контрибуции – сущие гроши. И канцлер Германии остался на своем посту. Вот только практически всю администрацию, да и местное самоуправление, весь чиновничий аппарат перетрясли качественно. И теперь там сплошь выходцы из ГДР. Тебе это ничего не напоминает?

– Очень даже напоминает, – задумчиво кивнула Дина. – Банальный государственный переворот с целью укрепить положение канцлера, а заодно вытащить страну из Альянса. Я права?

– Абсолютно, – кивнул Полански.

– Значит, я еще не совсем дура. Это радует, – Дина усмехнулась. – Только вопрос: откуда ты все это знаешь?

– Русские отключили глушилки еще вчера. Работают телевизоры, радио, интернет… Последнее вообще замечательно.

– Электронная помойка, – фыркнула Дина.

– Согласен, – кивнул Полански. – Но если уметь с этой помойкой работать и не обращать внимание на амбре, она превращается в кладезь информации.

– А ты, выходит, умеешь?

– Выходит, умею, – не моргнув глазом, ответил заряжающий. И Дина едва удержалась от того, чтобы потрясти головой – вдруг да полегчает. Полански в Израиле и Полански здесь – это два совершенно разных человека, но, даже с учетом недавно услышанной истории, как такое могло произойти, девушка решительно не понимала.

– Значит, надо уходить…

Полански лишь кивнул. Оба понимали: как только русские вернутся к себе, начнется знаменитый немецкий орднунг[7]. И если во время конфликта можно было успешно скрываться, ловя рыбку в мутной воде, то сейчас лафа кончится.

– Я проверил машину. Думаю, проскочим.

– Хорошо, тогда завтра утром. Через Украину – там бардак такой, что растворимся, как сахар в кипятке. А уж через тамошние границы проскочить можно запросто.

Дина кивнула. Действительно, незачем изобретать велосипед. И потом, деньги у них имеются, а власти «незалэжной» падки на хрустящие бумажки с американскими президентами.

Именно в этот момент до их ушей донеслись тихие шаги. Кто-то крался к их убежищу. Не шел, а именно крался и в другое время и в другом месте имел шанс преуспеть. Однако, даже если человеку кажется, что он идет бесшумно, все равно хоть какой-то шорох он производит. Посторонние звуки, присутствующие практически в любом месте, теоретически должны его заглушать, но когда вокруг сплошная пастораль, а дождь превратился в автоматически фильтруемый ушами равномерный фон, услышать приближение незваного гостя достаточно просто.

Разведчики переглянулись и отреагировали совершенно одинаково. Проще говоря, схватились за пистолеты. Конечно, наблюдателям ООН не полагается оружия, и они въезжали сюда, что называется, с голым задом, но там, где идет война, не добыть пару стволов – это уже из области фантастики. Вот и сейчас у Дины на поясе висел аккуратный «Вальтер», снятый ею с трупа какого-то не в меру ретивого (хотя и храброго, чего уж там) американца, пытавшегося с десятком солдат остановить танковую роту. Полански таскал «Глок» и огромный антикварный «Кольт» пятидесятого калибра. В углу стояла пара М-16 и калашников, там же прислонился к стене пулемет, опять же русский. Патронов было не то чтобы чрезмерно много, однако на небольшой бой хватить должно было, равно как и гранат. А тот, кто сейчас крался к их убежищу, явно не мог бы устроить сражение. Иначе не крался бы, такая вот простая логика…

Игровая база.

Это же время

Удар, удар… Еще удар…

Опять удар – и вот
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит апперкот…

Именно эти строки[8] крутились в голове Полякова, отчаянно маневрирующего сейчас по залу. Четверка парней из молодых упорно пыталась его достать, а тренер с деланным безразличием наблюдал, как его лучший ученик старается никого не покалечить и сам по лицу не получить. Бить в ответ ему сегодня запретили, и сдерживаться с каждым пропущенным ударом становилось все труднее.