На островах дракона

Мои спутники, разумеется, не хотят даже притрагиваться к кабану. Однако я соблазняюсь его внушительными клыками и решаю взять их для коллекции вместе с куском окорока для нас с Петером. Для этого я беру у одного из островитян наш маленький топорик, но, когда, закончив работу, протягиваю его назад, он не желает больше брать его в руки, поскольку тот замаран прикосновением к нечистому животному, и мне добрых четверть часа приходится драить топорик с песком, прежде чем человек соглашается взять его кончиками пальцев с видом глубочайшего отвращения.

Повернув в сторону от пляжа, мы шагаем с час по песчаному руслу высохшей речки Вае Лианг, что вьется между высоченными фигами и низким кустарником. Это как раз то место, где патер Якобус и епископ Флореса, сидя в засаде, увидели огромного дракона, повергшего их в такое волнение. Кстати, варанов здесь довольно много. Двое из них буквально выскочили у нас из-под ног, исчезнув в дырах между корнями деревьев, размытых дождями.

Но что больше всего удивляет, так это обилие птиц. Над верхушками фиг водят хоровод стайки больших мускатных голубей, а воздух звенит от крика сотен какаду. Стремительно уносятся в заросли дикие куры, а на пути, звонко стреляя крыльями, вспархивают голуби.

Это богатство птичьей фауны на Комодо объясняется отсутствием макак — главных разорителей гнезд и выводков на всех окрестных островах. То, что макак здесь нет, хотя природные условия абсолютно одинаковы на Риндже и на Флоресе, можно объяснить лишь тем, что они никогда не были завезены сюда. По словам старого Солтана, до войны голландцы попытались сделать это, но, как видно, без успеха. Остается узнать, действительно ли была сделана подобная попытка, каким образом и сколько животных было завезено.

Выходя из галерейного леса в саванну, Петер вдруг застывает на месте, глядя на паука-краба величиной с блюдце в поперечнике, который качается на своей паутине, вытянув длинные клешни и готовый схватить первую неосторожную муху.

Так мы идем еще часа два, вытянувшись гуськом по пышущей жаром саванне, и выходим на крутой холм явно вулканического происхождения. Это гора Саталибо. На высоте 735 метров царит она своей оголенной вершиной над островом. Чуть ниже ее вершина окружена густым лесом. Над уровнем моря склоны кажутся особенно крутыми, и остаток дня наша маленькая колонна ловит ртом воздух, обильно истекая потом. Из самолюбия мы упрямо шагаем во главе группы, тая надежду, что вот-вот проводник даст сигнал к небольшому привалу. Но хотя все дышат одинаково тяжело и потеют наравне с нами, никто не желает остановиться, и мы в рекордное время взбираемся на гребень. Здесь наконец останавливаемся, чтобы обождать остальных, растянувшихся по всему склону. Солнце уже склонилось к горизонту, и тень от пальм лонтаров вытягивается до бесконечности среди травы и уступов скал. Вот и старый Солтан добирается к нам.

— Ах, туан, — задыхается он, — вы никак не жалеете нас!

— А что случилось?

— Мы надеялись, что вы хоть разрешите нам минутку передохнуть, но вы без оглядки лезли вверх.

Мы с Петером смеемся.

— Мы сами ждали, что бапа Солтан разрешит нам перевести дух.

Остальные тоже смеются. И тут Саид, которого мы прозвали «красавчик с копьем» — в своих коротких штанишках с буфами и кокетливом беретике, сделанном на манер португальских шапочек, он похож на маленького пажа — показывает мне на буйвола, выходящего из тени в сотне метров под нами. Первая пуля останавливает его, вторая укладывает замертво. Бросаемся вниз с восторженными криками, Саид впереди всех. С разгона он всаживает ему жестом победителя в бок копье.

Кто особенно доволен, так это Солтан: мою жертву, похоже, осенила счастливая мысль выйти под выстрел как раз в том месте, где мы собирались разбить бивак — рядом с источником.

Пока часть людей устраивает стоянку и приступает к разделке туши, Солтан, Саид и я отправляемся на поиски других буйволов. До полной темноты нам встречаются два зверя, и мне, чтобы прицелиться в густую черную массу, приходится ориентировать мушку по чуть более светлой полоске неба. Но покровитель охоты на сей раз с нами, и мне удается убить обоих с первого выстрела. Оставляем разделку на завтра и возвращаемся на бивак, где люди радостными восклицаниями встречают весть о новой порции мяса.

Мы устраиваем бивак на крохотной опушке под низкорослым деревом, усыпанным белыми орхидеями. Среди камней, шагах в двадцати, тихонько журчит ручеек и выплескивается на слегка вогнутую глыбу, образующую как бы естественную ванну, — здесь все, будто нарочно, предусмотрено природой для комфорта. Незачем строить шалаш: сейчас разгар сухого сезона, на небе ни единого облачка. Поэтому люди раскладывают прямо под деревом подстилку из пальмовых листьев, которая должна стать общей спальней — ведь нас больше тридцати.

Пока варится драгоценный рис, выделенный старостой из своих последних личных запасов, и обжариваются куски мяса, совсем рядом вдруг раздается рев. Это невидимые во тьме буйволы злятся на нас за то, что мы заняли их привычный водопой.