На островах дракона

Короче, забавляемся как можем, стремительно несясь по морю, как внезапно… крак — отрывается балансир нашей лодки, и мы на самом деле рискуем перевернуться. Расси тут же свертывает парус, экипаж второго судна подбирает балансир, а мы, скучившись все на одном борту, чтобы как-то удержать лодку в равновесии, гребем к ближайшему островку.

Спасительный островок, метров пятидесяти в диаметре, представляет многоцветный коралл. Кораллы — белые и твердые, как цемент, красные и хрупкие — возвышаются на высоту одного этажа из моря. Песок и нанесенная ветром пыль стали почвой для нескольких залетевших сюда семян и дали жизнь зеленому ковру, расстилающемуся на уровне воды. Тихая неглубокая бухточка позволяет пристать, и, пока экипаж прилаживает отломившийся балансир, мы с восхищением следим за мельтешением живых существ в кристально прозрачной воде.

В узких коридорах в песке меж обломков кораллов, как в аквариумах, резвятся стайки рыбок. Одни похожи на серебристые стрелы с продольными черными полосами или коричневые с белыми полосами, другие плоские ярко-черно-желтые, третьи, словно пчелы, носятся голубоватыми роями. А на самом дне разбросаны большие бледно-фиолетовые и оранжевые морские звезды, голотурии, они же морские огурцы, офиуры, эти странные родичи морских звезд, чье пятиугольное тело заканчивается пятью тонюсенькими щупальцами, а сами они похожи на вытянутую сороконожку.

Но вот балансир прочно водворен на место, во всяком случае нам так кажется, и, натянув маленький парус, мы единым духом добираемся до бухты Комодо, к великому облегчению Манаха и Паулуса, которые все же отметят в своем докладе, что если они остались в живых, то лишь «благодаря божественному провидению».

Единственная деревня на острове насчитывает штук тридцать соломенных хижин на сваях, окруженных кокосовыми пальмами и выстроившихся вдоль белопесчаного пляжа, где сушатся большие сети, растянутые между старыми дырявыми лодками. Широкую бухту стерегут с двух сторон потухшие вулканы, чьи оголенные склоны кое-где покрывают пятна плешивой саванны.

Нас встречает широкой улыбкой староста Комодо, отец Расси и Тайе, высокий старик, одетый в рубашку и длинный саронг из шотландки, вокруг шеи у него обернуто махровое полотенце, на голове — черная бархатная шапочка. Он тут же распоряжается разгрузить лодки и сложить груз на краю деревни.

— Там будет ваш дом, — объявляет он.

Пока что мы видим на том месте лишь несколько воткнутых в песок шестов, кое-где соединенных меж собой нитями рафии.

— Если его обещания похожи на заверения старосты Сокнара, мы можем спокойно ночевать на пляже до самого отъезда, — посмеивается Жорж.

Но в это время показываются мужчины с длинными бамбуковыми шестами и охапками атапа — реек с пришитыми к ним пальмовыми листьями, которые должны служить кровлей. За два часа они сооружают нам просторную хижину с приподнятым полом для раскладушек и пристройкой — нечто вроде террасы, куда поставлен тесаный стол; эта часть дома должна служить гостиной. Староста руководит работами с властностью саперного офицера и деловитостью, которая поразительно контрастирует с неповоротливостью кепала кампунгс (старост деревень), с которыми судьба нас сталкивала до сих пор.

Конец дня проходит в распаковке имущества и, конечно же, уколах. Один укол я делаю подростку, больному пианом, превратившим все тело в сплошную гнойную язву, так что мне приходится долго искать квадратный сантиметр здоровой поверхности, куда вонзить иглу! При виде этого староста тут же просит, нельзя ли и ему получить один сунтик, на что нам приходится отвечать туманным обещанием.

Селение Комодо насчитывает двести семьдесят жителей, включая детей, которых обычно в этих краях не считают, разве что мальчиков, ибо девочки рассматриваются как лишние рты. Лица малайского типа, но — совершено необъяснимый факт — они говорят на языке, который не понимают даже на соседних островах. По рассказам старосты, Комодо в древности населяло племя, занимавшееся рыболовством и землепашеством: в те времена остров был менее сухой, чем сейчас. Затем пришли малайцы и вытеснили аборигенов в горы, где те построили деревни, следы которых сохранились доныне, в частности на горе Араб. Со временем местные жители и пришельцы стали жить в мире, смешались между собой, и оттуда пошло нынешнее население Комодо, сохранившее свой древний язык, но принявшее от малайцев мусульманство.

Проблема жизни и смерти здесь — вода. Сейчас разгар сухого периода, и единственный источник — лужа черноватой воды в центре селения. Поскольку отсюда не только берут питьевую воду, но здесь же стирают и совершают омовения, то абсолютно ясно, что она превратилась в великолепнейший рассадник всевозможных болезней и паразитов, в том числе амеб и филярий — длинных нитевидных червей, которые являются настоящим бичом здешних мест.