Мы напоминаем ему о данных обещаниях, но он холодно отказывается от них. Племянница, бывшая свидетелем наших первых переговоров, стыдливо опускает голову. А жена, которая тоже прекрасно помнит все, начинает озабоченно переставлять стаканчики. У женщин нет голоса, им даже в голову не придет вмешаться. Переговоры становятся все более кислыми, и мы стараемся поскорее убраться в палатку, вежливо раскланявшись с этим островным Гарпагоном.
К нам приходят Расси и Тайе, сыновья старосты Комодо, и просят у нас курицу. Мы с удовольствием даем им. Они быстро режут, ощипывают ее, затем, вспоров ударом паранга, распластывают, как книгу, и кладут на палку, воткнутую под углом 45 градусов над костром. Минут через десять мы получаем превосходное блюдо, названное нами «цыпленок по-комодски».
С аппетитом уплетая его, они с горечью говорят нам про старого правителя островов:
— Он совсем плохой, туан. Уста его — сахар, но сердце — железо. Нам, право, стыдно за то, как он обошелся с вами после всего, что вы сделали для него. С нами он такой же: мы попросили свою долю, но он сказал, что дележ будет в Лабуанбаджо. А мы знаем, что это значит: он загонит все мясо по дикой цене и нам достанется несколько бросовых кусочков. Ведь у нас тоже жены и дети, они голодны и ждут мяса. У нас нет ни гроша, чтобы купить рис и уплатить налоги, а если мы не заплатим, будут неприятности…
— Налоги велики?
— От восьми до тридцати двух рупий[18]
на семью. Это немного, я знаю, но у нас и того нет. Мы питаемся только рыбой, а в этом году, как на грех, икан лури прошли мимо Комодо. Теперь вот голодаем, женщины и дети ходят в горы рыть корни и луковицы, но этого не хватает. Вам-то мы можем сказать: отец наш, староста Комодо, послал нас сюда с дальней мыслью. Дело в том, что начальство разрешило забить десять буйволов, а у нас есть уговор с китайцем, который обещал дать по пятьсот рупий за сушеное мясо буйвола. Тогда хватит уплатить налоги и купить риса для семей. Мы попросили полицейских с Лабуанбаджо убить буйволов, но они боятся и стреляют не ближе, чем с полутораста метров, и только зря ранили пятерых. Тогда отец сказал нам: «Сходите посмотреть, не охотится ли оранг перанджис (француз) с Ринджы на буйволов, и если да, попросите его приехать на Комодо помочь нам, а мы поможем ему». У нашего отца слово твердое, если он пообещает лодки, вы их получите, это уж точно.— Так что вы нам предлагаете?
— Вот что: мы поедем расскажем отцу о том, что видели, и спросим, может ли он прислать за вами две лодки, чтобы перевезти вас с Ринджы на Комодо…
— …А потом с Комодо на Лабуанбаджо!
— Хорошо, хорошо, мы скажем об этом отцу, и если он согласится, то приедем за вами дней через десять. И уж будьте спокойны, на Комодо у нас не лгут.
— Не сомневаемся. Селамат джалан (счастливого пути) и до скорого!
— Только, туан, не говорите ничего бапе Пенггава: он будет очень гневаться.
Обещаем им полное молчание. Да и после недавней стычки мы не намерены вновь встречаться со старым правителем островов. На следующее утро, однако, он сам приходит прощаться, любезный и веселый, как будто ничего и не случилось. Его талант лицедея растапливает нашу сдержанность, и мы, простив, расстаемся добрыми друзьями. Он садится в лодку, обложенный подушечками, в окружении жены и красавицы племянницы, пославшей нам последнюю улыбку.
13
Сыновья старосты Комодо сдержали слово: в один прекрасный вечер, когда мы готовим ужин у костра, они появляются в сопровождении еще трех парней. За нами пришли две лодки, по виду вполне просторные, чтобы вместить наш багаж. Я говорю «по виду», потому что наутро, когда все наше снаряжение погружено на борт, оказывается, что ватерлиния проходит почти по кромке бортов. А ведь мы еще не сели сами!
— Неважно, авось не потонем, — заявляют наши новые друзья, явно принадлежащие к разряду оптимистов.
Не менее явно и то, что к их числу не принадлежит лесник Манах, вновь появившийся три дня назад со своим неразлучным и по-прежнему скулящим другом Паулусом. Ясно, что эти двое ни за какие коврижки не полезут в лодку и вообще дорого бы дали за то, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте! Однако перед ними стоит альтернатива: либо остаться на острове в ожидании возможной, но весьма сомнительной оказии покинуть его с большим комфортом, либо отправиться с нами на свой страх и риск, как выразился затем Манах в отчете своему начальству, где мы обвинялись чуть ли не в намерении лишить его вместе с помощником жизни.
Чтобы подбодрить его, я прибегаю к помощи закона Архимеда и объясняю, что, чем больше загружают пирогу и чем больше она оседает, тем лучше опа будет плыть. Однако это блестящее доказательство звучит не очень убедительно, и по их лицам явно видно, что они отваживаются на переправу через Стикс.
Наконец все готово. Ящики, ружья, попугаи, кокосовые орехи и сушеная рыба погружены на борт…