На островах дракона

Как раз в этот момент в долину вбегают несколько человек во главе с Махаму. Они искали нас, чтобы сообщить об этом стаде буйволов. Животные испугались их, поэтому и кинулись прямо на нас, а не повернули назад.

Однако времени на пустые разговоры нет: солнце совсем уже зашло за гору и мы, срезая поле, прямиком через бамбуковые заросли торопимся в лагерь. Но должно быть, проводник наш сам заплутал, ибо добрых два часа мы кружим по кустарнику совсем рядом с лагерем, крича во всю мочь, пока наконец Расси не пришел за нами с фонарем. К этому времени мы успеваем окончательно озвереть от колючек, которые отцепляются от шорт только за тем, чтобы уцепиться за рубашку или, того хуже, за уши.

15

Ночное вторжение. — Как защищается и размножается комодский дракон. — Где черт прикидывается оленем.

Ночь непроглядно темна, а с вечера вокруг стоянки, надоедливо ревя, бродят буйволы. Мне снится, что я лежу под деревом вроде того, что раскинулось над нами, только вместо орхидей оно усеяно окровавленными буйволовыми головами, и те пристально смотрят на меня, причем без малейшего проблеска ненависти во взоре, а с привычным равнодушием коров, провожающих глазами поезд.

И все же эти пристальные взгляды становятся невыносимыми, я пробую бежать, но, куда бы ни кинулся, головы поворачиваются, и вновь на меня глядят закатившиеся белки из-под бахромы длинных черных ресниц. Что бы я ни делал, меня словно завораживают эти отрубленные морды с синим языком, вываленным меж покрытых кровавой пеной губ…

Кто-то встряхивает меня за плечо, узнаю голос Петера:

— Зажги свет, похоже, бродит варан…

В полудреме еще я нащупываю фонарь и направляю его в сторону, откуда несется скрежет волочащегося по земле мешка — тот самый, что встревожил Петера. Тут же Расси, проснувшийся чуточку раньше и глядящий поверх моего плеча, испускает вопль:

— Ора! Ора! (Дракон! Дракон!)[19]

И правда, среди сваленных тяжелым сном людей бродит драконий дедушка, привлеченный запахом развешанного на низких ветвях мяса.

Поднимается неописуемая паника. Грубо вырванные из сна люди кидаются во все стороны, крича и размахивая руками, не в силах понять, что происходит. Едва началась толкотня, у меня из рук выбивают фонарь, и он гаснет, погрузив нас в кромешную тьму.

Наконец все понемногу успокаивается, мне удается найти фонарь, и я обвожу лучом бивак. Никого нет: виновник переполоха — Дедушка — исчез, очевидно напуганный нашими криками и гамом.

Но люди уже окончательно проснулись, разводят огонь и начинают шумно переживать происшествие. Для нас этот драконий визит около двух часов ночи полностью опровергает предположение других исследователей о том, что ящер никогда не выходит по ночам. Уже опыт с палочками перед логовом на Риндже доказал, что варану часто случается отсутствовать от захода до восхода солнца. Но это нельзя было с уверенностью утверждать, ибо вполне возможно, дракон, за которым велось наблюдение, был в это время в другом логове.

И тем не менее свежие следы вокруг приманки свидетельствовали, что варан охотно питается ночью. Но сегодняшнее трагикомическое появление Дедушки полностью подтверждает факт, в котором мы уже практически убедились: комодский дракон ходит и днем и ночью, вполне способен ориентироваться в темноте, ощупывая своим чувствительным языком знакомые предметы на тропе.

На следующий вечер в 9.30, хотя темнота наступила в 6.15, является другой дракон, тоже солидных размеров. Мы подходим к нему так близко, что можем дотронуться руками до ослепленного ярким светом фонаря ящера, к страшному волнению старого Солтана, в отчаянии схватившегося обеими руками за голову при виде подобной неосторожности.

И он был прав: когда на следующее утро тот же дракон приходит с повторным визитом, а мы с Петером небрежно идем к нему, он вместо того, чтобы отступать, как поступает обычно большинство его собратьев, настежь распахивает свою усеянную страшными зубами пасть и раздувает, сипло зашипев, шею, что мгновенно охлаждает наш пыл.

С этого времени с утра до вечера драконы, большие п маленькие, кружат, как собаки, вокруг бивака, стараясь улучить момент, чтобы стянуть кусок мяса или куснуть одну из выложенных на солнце шкур. Мы кидаем им кости, объедки, а они алчно набрасываются на них, хватая иногда вдвоем одну кость или хвост.

Пес нашего Расси, сильный зверь, который вскоре после нашего прибытия в Поренг загрыз в одиночку взрослого оленя, держит драконов лаем на почтительном расстоянии. Более того, иногда он кидается на маленьких ящеров до метра двадцати длиной, но, к великому нашему удивлению, они ловко ускользают от него. Кстати сказать, несмотря на свою неуклюжую внешность, взрослые драконы не менее проворны и бегают с той же быстротой, что и мы. Однако они уступают молодым в ловкости и не могут, как они, быстро вскарабкаться на дерево.