На острове Буяне

Бронислава вздохнула, потупила глаза. Потом выискала привядший крохотный цветок. И сорвала прилежно, неторопливо:

- ...Нравится, Нюр. Что нравится - то нравится.

- Ну а кого же тогда советоваться? Город из-за тебя, гляди-ка, бросил!

- Он тут, в коридоре ждёт.

- А-а-а! - в изумлении открыв рот, Зайцева тут же зажала его ладонью и стала опасливо поглядывать на дверь сквозь цветущий куст.

- А я ему говорю: как щас Анна Павловна скажет. Я что думаю? - зашептала Бронислава, пригибаясь к столу. - В один день, думаю, расписаться-то лучше - без шума. Правильно? Потихоньку.

Зайцева отряхнула извёстку с кофты, поправила жёлтые кудри над чёрными бровями и немного подумала.

- Зови! - хлопнула она ладонью по столу.

Но дверь распахнулась тут же, до всякого приглашенья.

- Что, лампочку ввернуть нельзя, в преддверии семейной жизни?! -- сердито сощурился Кеша на свету. - Загс называется... Тоже мне, ботаники. Держат людей как в погребе! Без всякого фотосинтеза, проклятье... Тут, в вашем коридоре, самый цветущий жених поблекнет. По ходу жизни... Вот, дер-р-ревня. Пока не подскажешь...

Зайцева сначала широко раскрыла глаза - а потом отрезала:

- Там у нас - женихи временные. А постоянный - вот он, раскудрявый наш: "Ванька мокрый". Весь на свету. Нам этот - главней. А всякие залётные перебьются. За пять минут не облезут... Облезлые тем более, - прибавила она с вызовом.

- Какие пять минут?! - взвился Кеша. - Я, образованный человек, поэт, художник, должен битый час торчать в темноте чиновничьих лабиринтов!.. Проклятье. Другой бы художник, между прочим, давно сбежал. Из вашей тьмы веков. Если бы дверь, конечно, нашёл... Особенно, если бы магазин рядом был.

Зайцева между тем придвинула к нему бумаги.

- Ну, шутник, - неодобрительно сказала она про Кешу. И задумчиво заметила, разглядывая его с ног до макушки. - Ладно. Пускай пошутит. Напоследок. Минут пятнадцать ему осталось. Ты шути, шути.

- Какие тут шутки? - обиделся Кеша. - Западня у вас, а не коридор. Без окошек, без дверей. Загс сконструирован по принципу мышеловки! Выскочить невозможно... Впрочем, вам не понять.

Бумаги он решил заполнять сам. И долго с оторопью смотрел в паспорт Брониславы.

- Старая, что ж теперь! - весело сказала Бронислава, стоя за его спиной. - Ничего. Не намного... Ты, вообще-то, старей выглядишь.

- Уж это точно: не больно-то раскрасавец. А она у нас - ягодка опять, между прочим! - со смехом поддержала Брониславу Зайцева.

Но Кеша от "ягодки" не развеселился. Он писал всё медленней, хмуро выводя полупечатные буквы. В кабинет, между тем, вошёл, пригибаясь, огромный старик - в новых негнущихся валенках и в новой чёрной спецовке. Фёдор Фёдорыч, бывший конюх, был теперь здесь истопник и сторож, и четыре дня назад получил со склада всё ненадёванное.

- Доброго здоровьица, - степенно поклонился он Брониславе, коротко глянув из-под всклокоченного чуба. Пегие с сединой, волосы его дыбились своевольно и жёстко, высокие скулы были обветренными и шершавыми, а узкие глаза - насторожёнными, как у лесного чуткого зверя: они горели уверенным, беспощадным светом.

- И вам не хворать, - поклонилась ему Бронислава.

- Витёк чего пишет? - сдержанно спросил старик из-под потолка, оглаживая бороду, торчащую во все стороны подобием сухого терновника.

- Пишет, служит.

- Поклон ему от меня черкни. Мол, Фёдор Фёдорыч стараться наказывал, - распорядился старик со своей высоты. - Отпиши: буянские завсегда веселей всех команды исполняют - и завсегда в живых остаются! Запоминай, дочка. Помереть, отпиши, никогда не торопись! Потому: помереть - дело не хитрое, и мы к нему - не способные. А ты всех победи, да без царапины сам останься - вот где ты молодец умный выйдешь! Молодец-удалец. Да... Буянские - мы все с пелёнков так приученые. Вот то-то и оно. У нас больно пьющих-то нету и сроду не было. И мы из-за этого всегда в силе! И в силе, и при ружьях, и в полном весёлом уме... Отпиши, дочка, в точности: не забудь.

От диктовки старика Кеша морщился, резко вздыхал, и ручка его то и дело зависала над казёнными бумагами в воздухе, будто в недоумении.

- Отпиши! - вдохновлялся старик всё больше. - Пускай враг помирает, тудыт его растудыт! Потому: вражье это дело - помирать, а - не наше! Епонец ли, китаец - нам разницы нету: любой пускай наскочит! И мы его тут грамотно упокоим. Немца кто от Курска поворотил? Отпиши: буянские. Пока цельный полк наших не пригнали!.. А без нас бы - кого?..

Фёдор Фёдорыч махнул рукой и стал сидеть без дела на стуле, под картиной, оглаживая свою жёсткую, разветвлённую бороду с важностью.

- Видала ты нашу картинку? - заскучав, спросила Зайцева Брониславу.

И указала пальцем:

- Вон она висит. Художник, который все колдобины здесь срисовал, лет десять назад приезжал, - помнишь что ль? Тоже - художником работал, как твой... Ему дядя Федя про молодость рассказывал. И вон, гляди-ка, как он его молодого раскрасил, дядю Федю нашего. Протянул.