На острове Буяне

– Ну вот, и пошутить нельзя… Она же между ног ему тёрла, сарга! Правильно, Капустин? При ходьбе мешала. А сейчас – видишь: ништяк. Опростался.

Успокаивая, он похлопал Кешу по плечу:

– Теперь хоть пляши. Слышь? Налегке танцевать будешь, Капустин, не хуже Маресьева: отвечаю!

Кеша, наконец, пришёл в себя.

– Какой-такой Капустин?! Возмутительно. Я, между прочим, популярный журналист! – вскричал он, задыхаясь от гнева. – Широко известный в узком кругу! И всё такое, между прочим… Верните сейчас же! Я вполне могу постоять за себя!.. Я тесно работаю с милицией! И со всеми правоохранительными и следственными органами прокуратуры, еженедельно! Это безобразие может для вас плохо кончиться, ибо!..

Все трое переглянулись снова.

– А я же говорил: подсевайло, – сказал парень. – За версту их чую…

Он почесал за ухом и стал насвистывать скучную мелодию, потеряв интерес к происходящему.

– Рамка у тебя? – рассеянно спросил его старик.

Тот кивнул.

[[[* * *]]]

Две вороны пролетели низко над кучей хвороста. Они опустились на снег неподалёку. И та, что была крупнее, внимательно посматривала теперь на Кешу быстрым ускользающим взглядом.

– Я буду кричать! – визгливо заявил Кеша, – Или я сейчас же уйду, или!.. Если бы вы держали тут какого-то местного дикаря, которого никто не будет искать, ваши действия сошли бы вам с рук. Но вы имеете дело не с рядовым каким-нибудь колхозником, а со мной! Что если я – человек особой крови? Мессианской? Прошу учесть!.. Предупреждаю: своими противоправными действиями вы восстановите против себя всю мировую общественность. В этом случае вам не будет пощады! – размахивал он руками. – Вас тогда достанут из-под земли! По ходу жизни! Изведут до седьмого колена, как это практикуется всюду!.. Учтите!..

– А давай проверим: как она, твоя кровь, течёт. Как у нас, или по-другому? – охотно кивнул Зуй.

В ту минуту рядом с Кешей что-то нежно клацнуло. Молодой зажал ему рот одной рукой, другую сунул под полушубок и прижал под ребро нечто острое. Кеша вытаращил глаза, замотал головой, соглашаясь на всё.

– Курить!.. Дайте покурить!!! – прокричал он сквозь чужие ненавистные пальцы, пахнущие скверным табаком и куриным мясом.

Вороны не испугались его крика и даже не отскочили, только подняли головы выше. Длинный человек, снова присев на корточки перед костром, поворошил угли прутом. Они были подёрнуты пеплом – таким же сизым, как колючие шишки репейника, торчащего из снега неподалёку.

– Покурить! – кричал Кеша, захлёбываясь каждым словом. – Дайте! Мне!

– Ну, угости его, – сказал старик с равнодушной тоскою в голосе.

Молодой нехотя убрал руки. При этом что-то легко клацнуло снова. Обернувшись на звук, Кеша увидел только, как он прячет в карман штуковину нестрашную и даже весёлую – наборную, в металлической оправе, размером с футляр для зубной щётки, и цветную, будто детский леденец…

Порывшись в карманах фуфайки, молодой неспешно достал пачку сигарет. Они торчали не фильтром наружу, а обратными концами, и были все – разные. Кеша выбрал ту, которая была длиннее прочих.

– Слушай, а ты, часом, не коммунист? Самую дорогую хватанул! – озадаченно заметил парень, оглядываясь на старика и давая Кеше прикурить от едва занявшегося прута, выхваченного из костра. – Носом только не дуй. На огонь носом не дуй, сказал!.. Гаснет.

– Я?!. – удивился Кеша, с достоинством выпустив клуб дыма. – Я… потомственный. Конечно. Мой дед – герой гражданской войны, между прочим. Непризнанный. Защищал интересы. В составе красной доблестной бригады, успешно. И я сам всегда на стороне…хм, всех угнетённых масс! В моих жилах… Извиняюсь.

Кеша закашлялся от скороговорки и поперхнулся.

– А если ты коммунист – кури, падла, «Приму»! – вдруг, перейдя на шёпот, вызверился старик. – Ты одну «Приму» должен курить, падла, если ты – коммунист! С народом ты, коммунист, во всём должен быть на равных. Хрен ли ты дорогую вытянул?

– Эй, Капустин! Забыл, что ли? – опять развеселился молодой. – Ты же всё лучшее простым людям обязан отдавать. А не себе загребать, кишка!.. Иначе какой же ты красный?

– Ну… Я вообще-то больше, конечно… У меня совсем иной уровень образования! И – запросы. Возросшие. Соответственно, – оправдывался Кеша, торопливо глотая дым. – Я давно перерос коммунизм! Парадокс, но… Западная культура, Бодлер… «И зачумлённого не принесёт плода»! Моя общественная антигосударственная деятельность… И, особенно, правозащитная!..

– А-а! Демократ, – вдруг шагнул к нему от костра длинный, словно обрадовался долгожданной встрече. – Народу, значит, служишь… Ах ты, крыса. Так служишь, что сирот полна Россия.

– Брось, Кормач. Охота вам тубанить, – не одобрял теперь серьёзного разговора парень. – Дядька Нечай! Вон, Кормач опять завёлся. Скажи ему! А то кровью изойдёт. Как в прошлый раз.

Старик, однако, молчал. Тогда парень встал и оттеснил от Кеши длинного:

– Тихо, Степан. Какой он демократ? Фуфло… Демократы в Москве сидят. Икру чёрную жрут да народ облапошивают. А этот – так, шестерит у них, на добровольных началах, безвозмездно. Задарма выслуживается, дешёвка.