На отливе войны

В начале 1918 года они с Чедборн строили планы о возвращении в Азию, но в воюющей тогда Америке было слишком рискованно обращаться за особыми паспортами, которые были им нужны. Альфред И. Дюпон предупредил свою кузину, что крайне неразумно привлекать внимание Госдепартамента в то время, как Шпионский акт 1917 года урезал свободу слова и сделал незаконным «вмешательство в действия или успешное продвижение Сухопутных или Военно-морских сил Соединенных Штатов». «На отливе войны», очевидно, нарушала новый закон, а радикальные политические взгляды Ла Мотт ставили ее под удар. Что примечательно, в начале 1918 года она становится внештатным редактором нового социалистического журнала The Liberator, который открыто поддерживает русскую революцию и выступает против войны в Европе.

Ла Мотт обосновалась в Нью-Йорке, и, когда в октябре 1918 года на город обрушилась эпидемия инфлюэнцы, она в последний раз облачилась в сестринскую униформу. Как позже она рассказывала Дюпону, «…я пошла работать в госпиталь для больных инфлюэнцей в разгар эпидемии. Сама ее тоже подхватила и была совсем плоха около месяца»[219]. Она была еще больна и лежала в постели, когда Первая мировая война наконец была завершена в ноябре 1918 года.

Сразу по выздоровлении Ла Мотт завершила и опубликовала две книги на основе своей поездки по Азии. Одна, «Пыль Пекина», представляла собой путевую переписку, и в ней Ла Мотт выражает страстное порицание опиумной торговли. Другая была сборником рассказов «Цивилизация: Восточные сказки», в которой она резко критикует западный империализм. Как с одобрением заметил критик, „На отливе войны“ создало ее репутацию, а „Цивилизация“ станет тем, что укрепит эту репутацию надолго. Ла Мотт предельно откровенна и обладает мощнейшим зарядом пессимизма»[220].

В последующие годы борьба против опиумного трафика будет оставаться в центре внимания публицистики и общественной деятельности Ла Мотт. Всего в период между 1919 и 1934 годом она опубликовала шесть книг и десятки статей о пороках колониализма и об опиумной торговле, возглавила международную антиопиумную кампанию и играла ведущую роль на конференциях Лиги Наций по этой проблеме. И в Америке, и за ее пределами ее стали считать самым авторитетным экспертом в этой сфере. Один конгрессмен на слушаниях 1928 года заявил: «По моему мнению, она – самая информированная женщина в мире по опиумному вопросу»[221]. Бороться с опиумным трафиком, однако, было непросто. Как отмечала сама Ла Мотт, «трафик наркотиков слишком живуч. На кону гигантские финансовые интересы, как государств, так и частных лиц»[222].

В 1934 году, немного отвлекшись от опиумной проблемы, Ла Мотт занялась подготовкой переиздания «На отливе войны». Как она с радостью сообщала Дюпону, «Путнамы собираются выпустить новое издание той моей старой книги»[223]. Она дописала для нее новый рассказ, который хотела поместить в конце, – историю в духе черного юмора о ручной козочке, «Эсмеральда». Она также написала новое Предисловие, в котором подробно рассказывает, как ее книга подвергалась цензуре, и недвусмысленно предупреждает об опасности беспечных настроений в мирное время.

После выхода переиздания Ла Мотт прекратила писать и ушла из общественной жизни. В письме к Гертруде Стайн в начале 1936 года она объясняет это так: «Я больше не пишу… И, кажется, не хочу. Кто станет читать про опиум в эти тревожные времена? Все мои мысли занимает биржа. Она приносит неплохой доход. Это доставляет мне большое удовольствие»[224]. Год спустя, когда многолетний финансовый консультант Чедборн был пойман на растрате, Ла Мотт стала управлять финансовыми делами подруги, заработав для нее на биржевом рынке больше 1 миллиона долларов в 1940–1950-е годы. И даже в 1959 году, в возрасте 85 лет, Ла Мотт сыграла ключевую роль в нелегкой борьбе за возрождение почтенной «Крейн Компани», основанной отцом Чедборн еще в 1855 году.

Здоровье Ла Мотт, однако, ухудшалось, и 2 марта 1961 года в возрасте 87 лет она скончалась от сердечной недостаточности, которая преследовала ее на протяжении многих лет. Через два дня Чедборн исполнилось девяносто. Близкие отношения подруг продлились более сорока шести лет. По свидетельству одной из племянниц Чедборн, «дамы жили вместе, в одном доме или в домах по соседству, начиная с конца Первой мировой войны и до самой смерти Эллен Ла Мотт»[225].