На отмелях

Легкий шум, послышавшийся в горле Иоргенсона, может быть, выражал сочувствие. Но Иоргенсон ничего не сказал.

— Это в самом деле необыкновенно! — воскликнула миссис Треверс, выведенная из терпения. — Почему вы обратились ко мне? Почему это должна сделать я? Почему вы хотите, чтобы именно я отнесла его ему?

— Я вам скажу почему, — отвечал Иоргенсон своим мертвым голосом. — Потому, что на этой шхуне не найдется ни одного человека, который мог бы пробраться живым в ограду. Сегодня утром вы сказали мне, что вы готовы умереть за Тома или вместе с Томом. В таком случае рискните. Вы единственный человек, имеющий хоть половину шанса добраться туда. А Том, может быть, дожидается.

— Единственный человек, — повторила миссис Треверс, порывисто шагнув вперед и протягивая руку, перед которой Иоргенсон отступил на шаг. — Да, я рискну! Конечно! Где это таинственное кольцо?

— У меня в кармане, — отвечал Иоргенсон.

Однако прошло не менее полминуты, прежде чем миссис Треверс почувствовала перстень в своей полураскрытой ладони.

— Но его никто не должен видеть, — наставительно шептал Иоргенсон. — Спрячьте его где-нибудь. Самое лучшее, повесьте его себе на шею.

Миссис Треверс крепко сжимала перстень.

— Да, это будет лучше, — согласилась она поспешно. — Я сейчас вернусь. Приготовьте все.

С этими словами она скрылась в рубку, и сейчас же полосы света появились в щелях обшивки. Миссис Треверс зажгла там свечу. Она надевала себе перстень на шею. Она собиралась ехать. Да, она шла на этот риск ради Тома.

— Никто не может устоять против этого человека, — бормотал про себя Иоргенсон мрачным голосом. — Я и то бы не мог.

IV

После того как челнок отъехал от шхуны, интеллектуальная жизнь Иоргенсона прекратилась. Никаких умствований от него больше не требовалось.

Он покончил с этим вопросом. Его решения были уже приняты, и он мог теперь обдумывать их с тем же мертвым равнодушием, с каким он расхаживал по палубе «Эммы». Кольцо заставит Лингарда вернуться к Хассиму и Иммаде, которые теперь тоже были в плену, хотя им, по мнению Иоргенсона, не грозило серьезной опасности. Суть дела сводилась к тому, что у Тенги оказались в качестве заложников близкие Лингарду люди. Люди эти были связаны с Лингардом крепкими узами. Они имели на Короля Тома такие же права, какие много лет тому назад имели люди той же расы на него самого.

Только Том был гораздо больше, чем он, Иоргенсон. И все же он не избегнет такой же точно судьбы, какая постигла его, Иоргенсона, он будет поглощен, пленен, сольется с ними и в случае успеха, и в случае неудачи. Таков был неотвратимый рок, и Иоргенсон верил, что кольцо заставит Лингарда мужественно принять неизбежное. Ему только хотелось, чтобы Лингард перестал интересоваться судьбой этих белых, — людей, не оставляющих о себе никакого следа в жизни.

С первого взгляда казалось, что посылка белой женщины к Лингарду не вполне служила этой цели. Но у Иоргенсона сложилось мнение, еще более подкрепленное утренним разговором с миссис Треверс, что она и Лингард разошлись навсегда. Это так и должно было быть. Женщина Лингарду совершенно не требовалась. Единственная женщина, которую знал Иоргенсон, досталась ему в обмен на несколько штук ситца и несколько ружей. В данном случае подобная сделка представлялась невозможной, и это еще более подтверждало убеждение Иоргенсона. Дело было несерьезно. В сущности, никакого дела и не существовало. Существовал только один факт — связь Лингарда с ваджскими изгнанниками, и вытекавшее отсюда огромное воинственное предприятие, подобного которому никто еще не пытался осуществить в здешних морях.

Старый авантюрист нисколько не сомневался, что Тенга предпочел бы мирную сделку войне. Как Лингард возьмется за переговоры, его, Иоргенсона, не касается. Во всяком случае, это будет нетрудно. Ничто не помешает Лингарду отправиться прямо к Тенге и поставить вопрос ребром. Тенге хотелось только получить свою долю в богатстве Лингарда, во власти Лингарда, в дружбе Лингарда. Еще год тому назад Тенга как-то сказал Иоргенсону, что он нисколько не менее достоин дружбы Лингарда, чем Белараб.

Это был ясный намек, раскрывавший все тайные мысли хитрого вождя. Иоргенсон, конечно, отвечал глубоким молчанием. Он не занимался дипломатией, — он только хранил припасы.

После тех сложных умственных усилий, какие потребовались для того, чтобы спровадить миссис Треверс, Иоргенсон решил отдохнуть и выбросить из головы все думы. Последний его помысел был чисто практический.