На отмелях

Ему пришло на ум, что следовало бы как-нибудь привлечь внимание Лингарда к лагуне. На морском языке одна ракета обозначает несчастье, а три ракеты, одновременно пущенные, обозначали бы предостережение. Он отдал приказ, и ракеты взвились ввысь, оставляя по себе искрящийся хвост и с громким треском рассыпаясь одна за другой высоко в воздухе белыми звездами. После этого Иоргенсон принялся ходить взад и вперед по палубе, уверенный, что Том догадается и прикажет наблюдать за лагуной. Несомненно, эти таинственные ракеты потревожат Тенгу и его друзей и вызовут в поселке немалую суматоху; это было неважно, потому что поселок и без того был весь на ногах. Но что было неожиданным для Иоргенсона, так это мушкетный выстрел, раздавшийся из джунглей со стороны носа. Иоргенсон остановился. Он ясно слышал, как пуля ударилась в борт шхуны.

— Это какой-нибудь осел стрельнул, — проговорил он презрительно. Это значило только то, что он осажден со стороны берега и что Тенга готов идти на все. Конечно, Том все мог бы еще уладить какими-нибудь шестью словами, если только…

Иоргенсон мрачно улыбнулся и опять принялся шагать взад и вперед.

Он с усмешкой заметил, что костер, ночь и день горевший перед резиденцией Тенги, вдруг погас. Он ясно представил себе, какое дикое смятение поднялось там, как люди с бамбуковыми ведрами забегали к лагуне, как они стали заливать огонь, толкая друг друга, как начали, шипя, подыматься облака пара. Но Иоргенсон забавлялся этой воображаемой картиной не более пяти секунд. Потом подошел к рубке и взял лежавший на ее крыше бинокль.

В свете разорвавшихся над лагуной ракет он на минуту увидел черное пятнышко челнока, перевозившего миссис Треверс. Он не мог рассмотреть его в бинокль, — было слишком темно. Но, несомненно, та часть берега, к которой направлялся челнок, находилась у ближайшего к бухте угла ограды Белараба. Это место было слегка освещено слабым заревом горевших внутри костров. Иоргенсон не сомневался, что Лингард теперь следит за «Эммой» из какой-нибудь бойницы.

Миссис Треверс не могла грести, и потому ее сопровождало двое матросов; за рулевого поехал Джафир. Хотя Джафир и согласился на план Иоргенсона, ему хотелось самому проводить кольцо как можно ближе к месту назначения. Только горькая необходимость заставила его расстаться с талисманом. Примостившись на корме и двигая рулем из стороны в сторону, он не отрываясь смотрел на спинку парусного складного кресла, поставленного на середине челнока для миссис Треверс. Окутанная тьмой, миссис Треверс полулежала, закрыв глаза и смутно ощущая на груди кольцо. Челнок был большой и потому двигался очень медленно. Весла матросов бесшумно погружались в воду, и миссис Треверс, пассивно отдавшись на волю судьбы и не шевелясь, вовсе не ощущала движения. Она, как и Иоргенсон, устала думать. Она тонула в молчании этой ночи, где бушевали страсти и замышлялись злодейские планы. Ей казалось, что она отдыхает. В первый раз за много дней она испытала счастье быть одной. Матросы, ехавшие с ней, были все равно что ничто, — она не могла ни говорить с ними, ни понимать их. Челнок двигался как бы сам собой, если только он вообще двигался. Подобно человеку впросонках, она готова была сказать себе: «Какой странный сон я вижу!»

Раздался тихий голос Джафира, который велел матросам перестать грести. Челнок медленно остановился не больше чем в десяти ярдах от берега. Матросы захватили с собой факел, который надо было зажечь, не доезжая до берега, чтобы придать этой отчаянной экспедиции характер открытого выступления.

— А если они откроют огонь, — сказал Иоргенсону Джафир перед отъездом, — мы узнаем, кому суждено сегодня умереть.

— Да, узнаем, — проговорил Иоргенсон.

Наконец Иоргенсон увидел огонек факела на черном фоне ограды. Он напряг слух, ожидая услышать треск мушкетов, но через широкую поверхность лагуны до него не донеслось ни одного звука.

В это время державший факел матрос, другой гребец и Джафир тихонько толкали веслами челнок к берегу. Глаза их сверкали, лица горели возбуждением. Красноватое пламя ударило прямо в закрытые глаза миссис Треверс, но она не подымала век, пока челнок не коснулся дна. Оба гребца сейчас же выпрыгнули, и миссис Треверс быстро встала. Все молчали.

Спотыкаясь, она сошла на берег, и прежде, чем она успела опомниться, факел уже очутился в ее руках. Жар и свет пламени ослепляли ее, пока она инстинктивно не подняла факел высоко над головой. С минуту она стояла на месте, держа высоко в воздухе ослепительный светоч, от которого медленно разлетались редкие искры.