На отмелях

Звуки вокруг них замолкли. Малайцы уже успели заложить отверстие, через которое протащили ее руки Лингарда, сдавившие ее до полусмерти, погрузившие ее в состояние самозабвения, но все же оставившие ей жизнь. Она испытывала странную душевную ясность, словно исполнила долг. Совершенно спокойная, ни о чем не думая, она держалась за железную руку Лингарда и шарила по земле ногой, ища потерянную сандалию. О да, ее подняли с земли куда-то высоко, и она не чувствовала ни стыда, ни раскаяния. Но он не должен знать об этой потерянной сандалии! Сандалия так же символична, как сброшенное покрывало. Он не знает и никогда не узнает. Но где же эта вещь? Миссис Треверс сознавала, что они ни на вершок не тронулись с места. Вдруг ее нога нащупала сандалию и, все еще держась за руку Лингарда, миссис Треверс нагнулась, чтобы обуть как следует ногу. Наконец она подняла голову, все не выпуская его руки, и оба взглянули друг на друга. Лингард стоял весь застывший, усилием воли сохраняя самообладание, но испытывая такое чувство, словно в сердце его бушевали волны неистового, еще никогда в жизни не испытанного урагана; а женщина, точно вся опустошенная, была еще не в силах думать, хотя и начала сознавать положение и вспоминать только что случившееся.

— Я целый час смотрел в эту бойницу, с тех пор как они прибежали сообщить мне о ракетах, — сказал Лингард. — Я тогда сидел у Белараба. Я увидел, как вы вышли на берег с факелом в руках, и думал, что я грежу. Но я был бессилен. Я чувствовал, что должен броситься к вам, и не смел. Все группы пальм полны людей. Так же и дома, которые вы видели, когда были со мной на берегу, полны людей. Вооруженных людей. Курок спустить ничего не стоит, но когда началась перестрелка, дело плохо… А вы шли одна открытым местом, с этим факелом над головой! Я не смел. Вам было безопаснее идти одной. У меня хватило силы удержаться и смотреть, как вы идете берегом. Никто, никто никогда не видел ничего подобного. Зачем вы пришли?

— Разве вы никого не ждали? Не меня, а посланного?

— Нет, — отвечал Лингард, сам удивляясь своему самообладанию. — Как он позволил вам уехать?

— Капитан Иоргенсон? Он сначала отказывался и говорил, что имеет на этот счет приказания от вас.

— Но как вам удалось обойти его? — спросил Лингард самым мягким своим голосом.

— Я и не старалась, — начала она и замялась.

Вопрос Лингарда, хотя, по-видимому, и не очень заинтересованного в ответе, снова пробудил ее подозрения насчет Иоргенсона.

— В конце концов, мне пришлось много говорить, — продолжала она, еще слегка задыхаясь, но чувствуя, как ее исчезнувшая было в этих объятиях личность снова возвращается и приобретает былое значение под неподвижно-внимательным взглядом этого человека.

— Капитан Иоргенсон всегда смотрел на меня, как на бремя, и, может быть, решил от меня отделаться даже вопреки вашим инструкциям. Что, он вполне нормален?

Миссис Треверс перестала опираться на руку Лингарда и теперь вполне овладела собой. У нее осталось только смутное, захватывающее воспоминание о кратковременном взлете над землей, на которой сейчас она уже крепко стояла. «Неужели это все?» — спрашивала она себя без горечи, но с каким-то нежным презрением.

— Он настолько нормален, — мрачно отвечал Лингард, — что, если бы я послушался его совета, вы не нашли бы меня здесь.

— Что это значит — здесь? В этой ограде?

— Нигде.

— Но что же бы тогда случилось?

— Это одному богу известно. Что бы вообще случилось, если бы мир не был создан в семь дней? Я знаю вас почти как раз семь дней. Началось с того, что я пришел к вам украдкой, как тать в нощи. Где, черт возьми, я слышал это выражение? Так вот… И человек, за которым вы замужем, считает меня не лучше вора.

— С вас довольно было бы того, что я никогда в вас не ошибалась, что я пришла к вам меньше чем через сутки после того, как вы так презрительно бросили меня. Не уверяйте меня, что вы не слышали, как я вам кричала. Вы слышали. Вся шхуна слышала, потому что я не стыдилась.

— Да, вы пришли, — с силой воскликнул Лингард. — Но действительно ли вы пришли? Я не верю своим глазам… Неужели вы правда здесь?

— К счастью, здесь темно, — сказала миссис Треверс. — Но неужели вы все еще сомневаетесь? — многозначительно докончила она.

Лингард сделал быстрое и страстное движение к ней, так что миссис Треверс подумала: «На этот раз я не выберусь живой», но через секунду он уже застыл на месте, как будто он никогда и не двигался. Походило на то, словно земля тронулась под его ногами, а он все-таки сохранил равновесие. Но под ногами миссис Треверс земля не трогалась. Миссис Треверс была поражена не этим своим самообладанием, а безмерной волей стоявшего перед ней человека. Если бы не ее странное душевное утомление, она, может быть, сдалась бы этой могучей силе. Но ей казалось, что в ней не было ничего, достойного сдачи, и она совершенно ровным тоном произнесла:

— Дайте мне вашу руку, капитан Лингард. Мы не можем стоять тут всю ночь.