На Памире

А несколько лет спустя в научном журнале появилась статья Кирилла Владимировича Станюковича. Он обращал внимание читателей на то, что современное распространение на Восточном Памире некоторых растений, не дающих семян и размножающихся вегетативно, нельзя объяснить современными условиями. Например, возле теплых источников Джарты-Гумбез на высоте 4100 метров растет тростник. Семян он не дает, размножается корневищами. А ближайшее местонахождение тростника находится в ста пятидесяти — двухстах километрах. Как же он попал туда? Кирилл Владимирович предположил, что совсем недавно на Памире было теплее, тростник рос всюду вдоль рек, но потом резко похолодало и сохранилось лишь пятнышко тростниковой заросли возле теплого источника. А поскольку резкое похолодание возможно только в результате поднятия на большую высоту, автор предположил, что Памир испытывает сейчас быстрое поднятие от низкого теплого уровня. Насколько быстрое, не указывалось. Основанием для такого вывода послужил не только тростник, но и другие растения, сокращающие свой ареал. Это не розыгрыш чабана, а научная статья, гипотеза. Без цифр, правда, но яркая, заманчивая, отдающая сенсацией гипотеза. Вполне в стиле Станюковича, человека талантливого и веселого. Прочитав статью, я отложил ее в сторону без особых эмоций. В конце концов быстрый подъем Памира только предполагался, а с гипотезой без количественных показателей можно было пока и не считаться. Ботаники — странные люди. Чтобы объяснить распространение какой-нибудь былинки, им ничего не стоит начать двигать материки, воздвигать горы…

Но не тут-то было. Гипотезу подхватили, и статьи на ту же тему посыпались одна за другой. В одних повторялось то, что уже написал Станюкович, в других приводились и новые материалы, доказывавшие быстрый подъем Памира. Все доказательства были косвенными, по в сумме производили впечатление. В долине Маркансу на высоте четырех тысяч метров археолог Вадим Александрович Ранов раскопал стоянку древнего человека. Там были угли от костра, какие-то орудия, кости животных. Установили, что угли древесные. Возраст их определили радиоуглеродным методом. Оказалось, костер жгли девять с половиной тысяч лет назад. Удивляли два обстоятельства. Во-первых, древесные угли. Сейчас в Маркансу не только деревьев не растет, но и высокогорных пустынных растений почти пет. Это самое мертвое место на Памире. Холод и сушь, голый щебень и смерчи. И в переводе Маркансу означает «долина смерчей». Какая уж тут древесина! Но костер был. Это факт. Правда, небольшой костер, но не считаться с ним, как и с любым фактом, нельзя. Во-вторых, поражала обстановка, и которой жили тогда люди. Даже сейчас, когда у нас есть палатки, спальные мешки, теплая одежда, и то в Маркансу живется неуютно: мерзнем, губы трескаются от ветра и сухости. Каково же было тем древним охотникам? (Что это были охотники, Ранов установил точно.) Все эти несоответствия легко устранялись, если предположить, что десять тысяч лет назад Памир был ниже, следовательно, было теплее и вокруг росли леса. А поскольку верхняя граница лесов в горах этих широт находится на высоте около двух с половиной тысяч метров, а иногда доходит до трех тысяч, некоторые ученые сделали из этого вывод, что с того времени, когда древние охотники жгли на Маркансу костер, Памир поднялся на одну-полторы тысячи метров. Получалось, что Памир поднимается со скоростью десять — пятнадцать сантиметров в год, может быть, даже двадцать. В пятьдесят — шестьдесят раз быстрее, чем в среднем за последний миллион лет. Цифра названа!

Потом прибавилась еще одна находка. На том же Восточном Памире к югу от Мургаба Ранов обнаружил в гроте цветные росписи на стенах. Рисунки древние. Неолитические. Как выяснилось, это оказалось самое высокое в мире местонахождение неолитических рисунков: четыре тысячи метров над уровнем океана. Но самое интересное — содержание рисунков. На стенах грота были нарисованы медведь, кабан и что-то вроде страуса на человечьих ногах. Ни медведя, ни кабана на холодном Памирском нагорье сейчас нет. О страусе и речи быть не может. Возник вопрос, даже два. Первый: видел ли древний художник этих зверей там, где рисовал? Если видел, то приходится признать, что в те времена здесь водились кабаны и медведи, животные в основном лесные, а значит, были леса, а следовательно… словом, опять приходим к бешеным темпам поднятия Памира. Второй вопрос: если древний художник видел этих зверей в другом месте (а ближайшее такое место в наше время отстоит от грота на двести километров) и нарисовал их здесь из соображений так называемой охотничьей магии (на рисунке видны стрелы, направленные в зверей), то мог ли так далеко кочевать по холодному нагорью едва прикрытый шкурами наш предок? Если мог, то опять получается, что Памир в те времена был ниже, теплее и лесистее.