На паутинке (СИ)

   Миле хмуро поднялся обратно в комнату. Альби сидела на койке. Он пошёл к своей кровати. Обживаться не очень хотелось. Миле ждал, когда Альби спросит о чём-нибудь, но она молчала, и он ощущал её взгляд между своих лопаток. На кого ей ещё смотреть, кроме как на нового человека? Это чувство "на новичка", хорошо знакомое Миле по приюту, страшно дурацкое. Когда переводят из одной группы в другую, переселяют, ты тащишься к новым парням, кого толком не знаешь. А друзья либо в лагере, либо на фермах. Кто посчастливее - на заводе. В приюте Миле точно знал, что чувство "на новичка" надо перетерпеть. К концу дня все в группе прекрасно знают другу друга по именам, кто-нибудь уже "скорешился", а кто-то успел подраться.

   Но с девчонкой всё по-другому. Миле не знал, как быть. Тут больше надо сравнивать не с приютом, а с больничной палатой.

  - Семиножки сюда не пролезут.

  - А? - обернулся Миле.

  - На паутинку никого не приплетут.

   Альбертина смотрела на него в упор и пыталась говорить твёрдо. Но в глазах выступили слёзы. Плачущих девчонок ещё не хватало!

  - Ну, так... да, не приплетут. С чего ты решила, что они вообще сюда заберутся?

  - Ко мне в дом забрались, - Альбертина умолкла, потупилась и тискала палец.

   Миле отвернулся. Что ещё тут сказать?

   Из всех нехитрых вещей в чемодане лежали коробочка с зубным порошком, щётка, полотенце и стопка одежды. Но было ещё кое-что. Миле немного подумал и вынул из-под полотенца дневник с авторучкой. Глупо, наверное, но из приюта он забрал свои записи, пусть они вообще никому не нужны, кроме него.

   Миле поставил чемодан рядом с кроватью и сел на покрывало. Альбертина буравила его жидкой зеленью глаз и чего-то ждала. Нужно что-то сказать - именно ему, Миле, гостю в этой коморке, а не ей, кто пришла сюда первая.

  - И когда к тебе домой забрались эти семиножки?

  - Три дня назад.

  - Ты три дня жила у подпольщиков на квартире?

   Альбертина кивнула. За окном прозвенел трамвай.

  - Я есть хочу... - попросила Альби.

  - Готовить умеешь?

   Она помотала головой.

  - А что умеешь?

  - Рисовать.

  - И всё?

   Альби кивнула.

  - Ладно, тогда поднимайся, я тебя готовить научу.

   Он подвёл её к столешнице в кухонном углу, взял глубокую миску, положил в неё картошки и залил водой.

  - Вот, вымой.

  - Не хочу, она грязная, - спрятала Альби руки.

  - Грязную будешь есть?

   Альбертина побледнела.

  - Тогда вымой.

  - Почему под краном не помыть?

  - Труба землёй забьётся. В туалет выльем.

  - Давай ты... сам.

  - А ты чего, не будешь есть?

   У Альби задрожали губы.

  - Не буду! - обижено крикнула она. Чего Миле не хотел, на то и нарвался.

  - Ну, вот ещё... ладно, сам сделаю. А ты садись, жди, - взялся он за миску с картошкой.

   Но Альби не уходила. Он сам привёл её на кухню. Она топталась на месте, всхлипывала и тёрла глаза.

  "Влип так влип..."

  - А ты семиножек близко видела? - спросил Миле, как бы между делом.

  - Нет, - изменилась в лице Альби.

  - А я видел одну.

  - Где?

  - В приюте. Ну, не совсем в приюте, а на улице, через окно. В подворотне сидела.

   Миле искоса глянул на Альби. Плакать она перестала, но побледнела так сильно, что в подробности он решил не вдаваться. Миле взял консервную банку и нож, ловко открыл селёдку в масле и отогнул крышку.

  - Вот, разложи по тарелкам, - протянул он Альбертине вилку. Рановато, но лучше, чем терпеть плаксу под боком. Пока Альби неумело и с большой осторожностью вылавливала куски сочащейся маслом сельди и раскладывала по тарелкам, Миле помыл картошку и начал чистить.

  - Мне это есть?.. - понюхала Альби рыбу.

  - Попробуешь потом. Вкусно. А сейчас набери в чайник воды.

   Спустя минут тридцать Миле достал из кипящей кастрюльки картошку. Вспомнилась жизнь в семье. Всё тогда делала мама, а он ничего не умел. Конечно, ему было девять, но всё равно злиться на Альби не стоило.

   Рыба Альбертине совсем не понравилась, да и картошка не очень. Она тыкала вилкой в селёдку, пока Миле с голодухи смёл всё за пару минут, даже косточек не почуял.

  - Слушай, а ты откуда? - долизывал он маслянистые крошки.

  - Из управленческого.

  - Ого!

  - А ты из приюта, получается, да?

  - Угу.

  - Дай марку посмотреть? - отложила Альби вилку.

   Миле закатал рукав и протянул руку. На запястье синела татуировка - шестерёнка и номер. Так Миле заклеймили, когда отняли у родителей.

  - Три, девять, девять, ноль, четыре... значит на фермы.

  - С чего ты взяла? - вытаращился Миле.

  - Если есть четыре и девять, то это точно фермы, - покивала Альби сама себе. Она так легко рассуждала о том, о чём все ребята в приюте ломали головы: куда их отправят? Узнать, где заставят работать и в каком возрасте - невозможно. Те, кого забирали из групп, никогда больше не возвращались. Ходил слух, что тебя могут отправить на завод, либо в лесные лагеря, либо на сельские фермы. А может ещё куда подальше.

  - Откуда ты знаешь?

  - Папа сказал. Я подслушала, дома.

  - Твой папа что, шишка большая?

  - Наверное да.