На паутинке (СИ)

   Миле подошёл, положил руку на тетрадку, постучал пальцем. Вот если бы Альби спросила: "А что это у тебя там такое?". Он бы ответил: "Вот, сочиняю", и что-нибудь в шутку прочёл. Для него - сущий пустяк. А у неё бы челюсть отвисла. В приюте, случалось, сами просили: "Слышь, Миле! Прочитай-ка что-нибудь из своей ерунды!". И слушали, потому что хотели, а не просто так, из-за скуки. Миле это видел и понимал.

  - Если бы ты знал моего папу, ты бы весь обзавидовался. Он путешественник, и был много где, без паутинки, - раскрашивала Альбертина небо над морем. У Миле сразу пропало желание что-нибудь ей читать.

  - А у тебя краски скоро кончатся! - назло сказал он. Палитра у Альби и правда почти опустела. Вместо синей краски только голубая вода. Альби нахмурилась, с трудом придумывая ответ. Но только открыла рот, как на чердаке что-то зашуршало и стукнуло.

   Альби вскинула голову. Миле сам застыл как приколоченный. По спине пробежал холодок. Над головой засвистело, как из чайника. Тут же за окном зацокали когти. Альбертина закрыла себе рот ладонями и вжала голову в плечи. Миле смотрел на окно. Снаружи как наяву проползла большущая многоногая тень. Она миновала окно, и коричневое бугристое тело с короткой чёрной щетиной шаркнуло о раму.

  "Нашли! Сейчас заберутся!" - мелькнуло в мыслях Миле.

   На чердаке опять что-то упало. "Чайник" свистел. Альбертина зажала уши и спрятала голову. Неужели они так громко спорили? Миле понял, если семиножки ворвутся, он должен что-нибудь сделать. Именно он, непременно! Хотя бы глупое, но спасительное совершить. На ватных ногах Миле подошёл к фанерному щиту, поднял его и просто закрыл окно. Тонкая деревяшка оградила их от коричневого раздутого тела. Второе окно осталось открытым. Альби соскочила со стула и прижалась к Миле возле щита. В полутёмном убежище они замерли на страшных десять минут, пока звуки на чердаке и за окном не утихли. Альби боялась громко вздохнуть, а Миле не шевелился, чтобы она ещё больше не испугалась.

  - Они плохо слышат, - шепнул он.

  - Я знаю.

  - И видят не очень.

  - Я знаю.

  - Ушли уже.

  - Угу... - кивнула Альби у него на груди. Миле постоял ещё немного, обнимая её. Она сама отошла, вытерла слёзы манжетой и собрала ворох листов. На чердаке по-прежнему что-то свистело.

  - Близко подлезли. И наделали они чего-то там... - поднял голову Миле.

   Альби села на койку и крепко прижала стопку листов к сердцу.

  - Не уходи! - мотнула она головой.

  - Да я не собирался.

  - Точно? - недоверчиво посмотрела Альбертина.

  - Да точно! Больно надо. Пусть себе свистит, - опустился на стул Миле и открыл тетрадь, хотя писать ему совсем не хотелось. Ещё долго он прислушивался к каждому скрипу и шороху в пустом доме.

   Завечерело. В коморке сгущался сумрак. Но ни Альби, ни Миле не спешили зажигать лампу. Казалось, семиножки караулят их где-то на крыше. Свист на чердаке всё сильнее тревожил час от часу. Миле встал и закрыл второе окно. В полутьме он разжёг лампу и сел рядом с Альби.

   Альбертина не выпускала рисунки, да и гостю на своей койке не очень обрадовалась. И пусть. Миле видел, она сильно боится. Конечно, он тоже боялся, но у Альби была особенная причина: семиножки и раньше забрались к ней в дом.

  - Ничего себе у тебя бумаги. Отец подарил?

   Альби кивнула.

  - Он, значит, любит как ты рисуешь? Всё посмотрел? Ну, пальмы там твои, море?

  - Всё посмотрел. Папа мне обещал, что когда-нибудь мы вместе посмотрим море. Только надо доехать. И в другие места тоже.

  - А дашь посмотреть на другие, что ты нарисовала?

  - Не хочу. Потом. Наверное. Я для мамы нарисовала.

   Вот и поговорили... Миле знал, как оно будет дальше. Сколько раз после драки в приюте, когда кого-то калечили, комната затихала. Не сразу конечно, но потом затихала. Воспитатели уводили избитого, и виновного, а одногрупники обсуждали кто, кого и за что. Но потом, когда виновного приводили обратно, разговоры стихали. Парни деланно, на показ, возвращались к привычным делам, словно ничего не случилось. И этого "ничего не случилось" Миле на дух не переносил. Горячие угли лучше не ворошить, но и молчать... Молчать - всё равно что брать чужую вину на себя и ничего не исправить.

   Миле встал, взял тетрадь со стола, и решительно сел назад к Альби. Даже если сейчас она начнёт спорить, он всё равно будет читать. Пусть смеётся, издевается и дразнит его.

  "Ветер влюбился в Море. Он никогда не видел, что там прячется под водой, хотя летал над всеми странами и городами, забирался в пещеры, шумел листьями в лесу, гонял пески по пустыне. Ветер хотел развеять Море, как делал это с песками и снегом. Но сколько не дул - только волны вздымались. Тогда он устроил бурю, закрутил ураган, но получился только водоворот, а дна Ветер так и не увидел. Тогда он полетел на необитаемый остров и начал подглядывать за отливом. На жёлтом песке оставались смешные рачки, прозрачные медузы, зелёные водоросли и красные морские звёзды. Они казались Ветру чудесными. Но прилив слизывал его сокровища в воду, и Ветер оставался ни с чем.

   Однажды, когда Ветер подглядывал за отливом, Море шепнуло волнами:

  - Ветер, почему ты терзаешь меня?