На пажити Богоматери. Монахиня Алипия (Авдеева)

О своих родителях вспоминала, что отец был строгий, а мама очень добрая, большая труженица и очень аккуратная. Бывало, положит в передничек всяких угощений и велит маленькой Агапии разнести бедным в их селе, особенно много гостинцев раздавала мама в праздники, но старалась так, чтобы отец не знал. Семья, видимо, не особенно нуждалась. Вспоминала, что родители много работали в поле. Когда пришло время учиться, Агапию отдали в школу, и там проявила она удивительные способности: живая, быстрая, сообразительная, она не могла удержаться и всем подсказывала, мешая уроку. Однажды учительница удалила ее из класса. Она стояла в коридоре и плакала. Шла другая учительница и увидела плачущего ребенка, остановилась, утешила, поговорила. Йотом пошла с нею в класс к учительнице, у которой училась Агапия, чтобы выяснить, почему она так строга к девочке. Учительница сказала, что она очень умна и посоветовала взять ее себе в класс. Учительница-утешительница привела в свой класс Агапию, а класс оказался порядком выше, и там повторилось тоже самое — девочка всех поражала своей сообразительностью и умом. Но сколько она прозанималась в школе, неизвестно.

Стала как-то Матушка рассказывать, что у одного деда Калашникова были деньги 5 тысяч, стали деньги менять и все деньги пропали. Тогда я вспомнила, что мой дедушка жил в селе и его все прозывали «калашником» и когда меняли деньги у него было 5 тысяч и все деньги пропали. Матушка спросила: «А что делал он?» Говорю: «Калачи пёк». Даже о моем дедушке матушке было открыто.

Очень строго матушка Алипия соблюдала посты — Первую и Страстную неделю Великого поста, среду и пятницу каждой недели она ничего не ела. Спать не ложилась, всю ночь молилась. На шее на шнурке носила большую связку ключей — своеобразные вериги. Интересна их история: рассказывала, что во время войны, находясь в немецком лагере, работала на каком-то заводе, говорила: «Подойду ночью к сетке, разрежу ее и всех выпушу, все уйдут и живы, останутся и никто не знал, где они девались». И за каждого спасенного ею человека на шее прибавлялся ключик маленький и большой, беленький и желтый. Эту тяжелую связку матушка носила на шее до самой своей смерти. Тонкий, крепкий шнурок впивался в тело, оставляя глубокий синий рубец.

В нашей церкви заболел священник — инсульт, отняло всю правую сторону. Пришла я к матушке, плачу: «Не плачь, Марфа, а то тебя бить будут. Он поправится, еще служить будет». Я не поверила. Сварила Матушка мазь — смалец, клубника, земляника и, конечно же, молитва, и говорит: «На, пойди отдай о. Михаилу, пусть помажет руку и ногу и будет здоров». Иду в церковь, несу мазь и думаю: как же мне ее передать, ведь я не знаю, где он живет. Навстречу мне идет о. диакон. Я расспросила его о состоянии здоровья батюшки и передала ему матушкину мазь. Через два дня я была у Матушки, а она говорит: «Отец Михаил уже на веранду выходил, скажи ему, чтобы обо мне помолился». На другой день иду я в церковь встречаю о. диакона спрашиваю о состоянии здоровья батюшки: «Ой, раба, что вам сказать, плохо, лежит батюшка без движения».

— Как лежит? А матушка Алипия сказала, что уже вставал, на веранду выходил?

— Да что вы, я от него иду сейчас, он лежит и даже не поворачивается, куда там ему выходить!

Прошло три дня. Иду я в церковь и слышу, кто-то зовет: «Раба, раба!» Оглядываюсь, идет о. диакон и машет мне остановиться. Подходит ко мне и говорит: «Правду ваша Матушка сказала, действительно, о. Михаил уже вставал и выходил на веранду, попросите свою Матушку, чтобы обо мне помолилась, я заболел».