На перекрестках дорог

Не в силах вынести всё это, Темуджин, немедля ни дня, собрал все вверенные ему войска, несколько обозов продовольствия и медленно пошёл к Енисею. Душа его плакала, но груз, тяготивший его прежде, спал как ночной морок, уносясь прочь в утренних лучах летнего солнца, жгучего, слепящего солнца Саян.

Глава одиннадцатая. Годы находок, годы потерь

Несколько раз на остановках и стойбищах он сталкивался глазами со знакомым лицом, тщательно скрытым за капюшоном. Но Темуджин всегда торопился вперед. Чтобы остановиться и задуматься, у него не было времени. Он то мчался галопом на зов рога, то возвращался с охоты в окружении своих воинов. Везде, то у моста, то у котла с дымящейся наваристой олениной, его встречали глаза: синие, печальные, но широко раскрытые и смелые. Они то показывались ему, то прятались, внезапно пропадая из вида. Он почти не замечал этой игры, но знал, что она существует. «Тара», – вдруг пришло в голову после очередной встречи глазами. – «Неужели она?»

Кедаи всё чаще пересекали Енисей и нападали на войско Темуджина небольшими группами дерзких разведчиков. Однажды утром ему не спалось и он ходил дозором по берегу реки, мечтая пересечь её и вытеснить дальше к морю этот быстрорастущий кедайский муравейник, пока он не распространился на его родные земли, словно селевый поток сбегающий с гор.

Женщина полоскала бельё у реки, когда он проходил мимо. Град из стрел обрушился внезапно, задев край белья испуганной женщины, и Темуджин молниеносно выставил вперед свой щит, укрывая её от опасности. В руках девушки была корзина, которой она собиралась закрыться, а широко раскрытые глаза впервые смотрели на него так близко. «Тара. И правда, она…». Из плеча у неё текла струйка крови, пропитывая холщовую рубаху и стекая в корзину с мокрым бельем.

Темуджин поступил по-мужски, ни слово не говоря он поднял женщину на руки и понёс в свою юрту. Он думал, что проявляет заботу, а улыбчивые суровые вояки посчитали иначе. И, может, они были правы. Шаман промыл рану, присыпав горячим пеплом, и Тара провела там больше недели под присмотром Наны и личного лекаря Темуджина. Темуджин вечерами терпеливо перевязывал ей рану перед сном, промывая настоем трав, приготовленным лекарем.

– Тебя не тяготит моё присутствие?

– Коли ты пострадала, находясь рядом, я несу за тебя ответственность.

– Кто же я, за что мне оказана такая честь?

– Ты виновата в смерти моей возлюбленной, недосмотрела…а значит должна ответить за свои промашки.

– А! – Тара упала на колени и заплакала. Белая волчица, лежащая подле, чуть привстала, подняла голову и начала слизывать солёные капли с её лица. Тара в благодарность поскребла её за ухом, обнимая большую голову, а та, довольная, расслабилась и упала на пол юрты, устраиваясь мордой на колено Тары.

– Нана, ты стареешь, что ли? Превратилась в верного пса? Ласки захотелось?

– А тебе? – подняла голову Тара.

Темуджин глубоко и часто задышал, а волчица, зевнув, развернулась к нему спиной, а потом и вовсе ушла в дальний угол юрты, укоризненно косясь на хозяина. Всё, что касалось женщин, делало его безвольным ребенком, он никогда не мог сделать первый шаг. А в череде долгих ухаживаний не подходил достаточно близко и не демонстрировал свои намерения явно. И тогда всё зависело исключительно от женщины, к которой он проявил благосклонность – сделает ли она этот самый шаг.

Кедайцы каждый день делали дерзкие ходки, быстрые как молния боевые вылазки. Они кусали, как стая диких шакалов, и тут же бежали прочь. Темуджин не стал дожидаться паники в своем войске и поднял всех под копьё. Ставку он передвинул на десять километров вглубь родной земли, а на границе водораздела поставил несколько кордонов защиты.

Началась долгая, нудная война. То кедаи наступали, теряя на захваченных землях добрую часть воинства, то Темуджин наступал и гнал их вплоть до океана. Кедаи уходили в горы, расползались по углам и спустя время снова нападали, неся урон местным племенам и небольшим укрепленным острогам, расставленным Темуджином. Так продолжалось много лет, пока бодрствовал военачальник. Тара давно покинула этот мир, будучи преклонной старицей. Она смогла посмотреть на своих внуков и правнуков, родив Темуджину хороших крепеньких детей. Свою стоянку он называл Тартария. Она была маленькой деревенькой, положившей начало славному роду под присмотром Тары.

Темуджина опять настигло одиночество, присутствие которого он ощущал всю жизнь. Вожак отступил от должности, на долгие годы уединившись с волчьей стаей в далеких ущельях Саян, превратившись в злобный дух гор, а затем «уснул». Наступило время хаоса, и клан Елизаветы как мог спасался от набегов с востока.