Я покачала головой. Не сформулируешь. Нужно обладать талантом Франсуазы Саган, чтобы облечь в слова все, что вертелось в то мгновение у меня в голове. Вообще такие вещи обычно вслух не говорят. Их улавливают внутренним слухом подобно тому, как летучие мыши улавливают сигналы, подаваемые их сородичами. И вопрос: «А в чем дело?» — не задают. Просто потому, что благодаря этим незримым волнам понимают, о чем идет речь. Если же не понимают, то никакими словами этому не поможешь. Честно сказать, я думала, что Павел такой человек, что способен понять. Оказалось, что нет, — ему нужно объяснять. И это тоже здорово резануло меня сейчас. Три года рядом со мной был человек, которому ЭТО нужно объяснять! Три года я делила мою жизнь с мужчиной, который — не «наш человек», как любит говорить Дарья. И три года этого не понимала.
Да ладно! К чему сейчас-то лукавить. Все я понимала. Частенько подползали мыслишки об этом. Я отмахивалась от них. В мире нет идеальных мужчин, думала я. Достоинства, которые были воплощены в Павле, просто обязаны были соседствовать с какими-нибудь недостатками. Вот только сейчас мне в голову пришло, что дело не в количестве достоинств и недостатков — у Павла первые явно перевешивали вторые, но толку от этого оказалось мало. Дело в том, ЧТО это за недостатки. Я могу терпеть излишнюю увлеченность работой, мириться с культурной ограниченностью, сквозь пальцы смотреть на ревность, но подрядиться прожить всю жизнь с человеком, которому нужно объяснять элементарное, — это уже чересчур.
Хотя, может, он просто прикидывается? Чтоб выиграть время, к примеру.
— Ты прикидываешься? — спросила я.
— Нет. — Он смотрел мне прямо в глаза. — Я на самом деле не вижу особых поводов для беспокойства. Вика эта…
— При чем тут Вика? — резко перебила я его.
— То есть? — Он удивленно поднял брови. — Из-за нее же весь кипеж.
— Неужели? — усмехнулась я.
— А из-за чего же? — Он продолжал удивленно смотреть на меня.
— Из-за тебя.
— Из-за меня? — Удивление его достигло предела.
Я опять мысленно вышла из автомобиля. И вновь захотелось посмеяться над этими людьми в салоне. Вот только смешок теперь должен был быть не истерично-громким, а горьковато-тихим, эдакой усмешечкой: мол, мужчина, кончайте валять дурака, а вы, дамочка, кончайте сидеть с таким лицом, будто вы и вправду рассчитываете, что из этого разговора выйдет какой-то толк.
— Я пойду, — сказала я и открыла дверцу машины.
— Куда? — Павел всем телом подался за мной.
— Домой.
— Как домой?
— Да так. — Я пожала плечами и высунула наружу правую ногу.
— А родители? — воскликнул он.
— Что? — Я нахмурилась.
Ах да, мы же ехали к его родителям. Я наконец-то вспомнила: у них сегодня сорок пять лет совместной жизни. Как же они так долго протянули? Впрочем, может, мадам Самойлова, в отличие от меня, была не такой привередливой? Или отец Павла не давал ей поводов для беспокойства? Собственно говоря, меня все это не очень интересовало. Ехать к ним я не собиралась. И до этого-то не сильно хотела, а теперь так и смысла в этом не видела. Павел, однако, думал иначе.
— Я обещал, — буркнул он. — Маман обидится.
— Что ж делать, — ответила я. — Она все равно меня никогда не любила.
— Она стала лучше относиться к тебе, — повторил Павел.
— Это не повод, чтобы ехать…
— А что тогда повод? — Он набычился.
Надо же, а ведь совсем недавно держал мою сторону, когда речь заходила о его родителях. Что изменилось-то? Не понимаю.
— Повод, — я высунула наружу вторую ногу и теперь сидела к Павлу практически спиной, — это если бы у нас с тобой были прочные отношения. Вот тогда это повод вместе посещать юбилеи наших родителей и делать еще кучу подобной ерунды.
— У нас прочные отношения, — объявил мне в спину Павел.
— Да?! — Я круто развернулась к нему, отчего в шее больно стрельнуло.
— Конечно. — Он смотрел на меня ясными глазами. И похоже, верил в то, что говорил.
— Ладно, — я отвернулась и принялась выползать из машины, — пока!
— Хорошо, — услышала я, — скажу им, что ты приболела.
Я приболела! Нет, ну как вам это нравится? Хотя, по правде сказать, я чувствовала себя разбитой. Уставшей. Ломота в суставах и шум в ушах. Хотелось забраться в дальний уголок и отлежаться там, слушая какую-нибудь умиротворяющую музычку. И может быть, наконец-то собрать все свои мысли в кучу.
— Нам надо поговорить. — Павел тоже вышел из машины и теперь стоял, опершись на дверцу. — Когда ты остынешь.
— Наверное, — уклончиво ответила я.
Поговорить… Опять начнет просить прощения. Как маленький. Прощение просят, когда… когда… ну, к примеру, на ногу наступают. «Прости меня, я больше не буду» — вот фраза, которая возникает в голове, когда я слышу о прощениях и всем, что с ними связано.
— Может, завтра, — предложил он.
— Может.
— Я позвоню.
Я кивнула.
— Как же ты отсюда доберешься домой? — спохватился он.
Как будто мы посреди бескрайней степи, где до ближайшего селения сотня верст.
— Сяду на Пушкарской на маршрутку, — пробормотала я.
— Ну ладно…
Я побрела к переходу. Краем глаза увидела, как его машина двинулась от остановки и покатила по направлению к центру.