На перепутье миров

И она, протянув руку к окну, начала щелкать в ответ зажигалкой: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. «Точка» на миг замерла в одном положении, а потом начала быстро приближаться к окну. Алекс от ужаса оцепенела, она почувствовала, как волосы на ее голове становятся дыбом. То, что сейчас происходило на глазах женщины, не граничило с разумом. Она даже не могла опустить зажигалку, а почему-то продолжала бестолково включать и выключать ее. В один миг свет озарил окно, и Алекс увидела темную фигуру, похожую на небольшого осьминога. Его круглая голова покачивалась из стороны в сторону, словно хотела укорить Алекс за не здравое любопытство, а несколько щупалец скользили по стеклу и пытались сквозь него пробраться к дрожащей от страха женщине. Алекс не могла шевельнуть ни одним органом, а только сидела и смотрела на окно. Она не понимала, все ли увиденное ею реальность или что-то от страха дорисовывает фантазия, и не могла произнести ни звука.

— А-а, а-а, а-а, а-а-а-а-а! — вдруг раздалось за спиной Алекс, и тяжелый топот босых ног по полу вернул ей способность к движению. Она оглянулась и увидела, как Света Пушкина промчалась в процедурный кабинет, видимо, за помощью. А через минуту, с тем же воплем, уже летела назад.

— Чего орешь, как резаная? — следом, даже не успев застегнуть халаты, бежали медсестра и санитарка, — что здесь случилось? Ну, хоть бы одна ночь прошла спокойно. Ну, никогда, никогда…

Света резко остановилась, недоуменно поморгала, глядя на окно, потом посмотрела на Алекс, ткнула в нее пальцем и еще громче заорала:

— А-а-а-а-а!

— Так, понятно! Ну как же мы без Сергеевой? Если она всех не разбудит, то это будет нонсенс, — заметно было, как дергается нерв на лице медсестры, — Что тебе еще приспичило?

— Вязать? — А санитарка, кажется, других слов никогда и не знала.

— Да я-то здесь причем? — Алекс поняла, что окончательно начинает лишаться ума от всего этого, — Это вот…

Она повернулась к окну и хотела показать медработникам то, что они видели там с Пушкиной, то там ничего не было. Совершенно ничего. За стеклом стояла темень — «хоть глаз коли». Как будто там никогда ничего не светилось, как будто не было таинственной тени и загадочной двери.

«А может и не светилось? А может и не было ничего? — В недоумении пожала плечами Алекс, — может, это у меня снова глюки? Тогда что было со Светкой? Что-то же она видела? Чего-то же она испугалась?» Посмотрев на Пушкину, она обнаружила, что та уже крепко спит на своей кровати.

«Ну, лярва, — Алекс готова была разорвать ее на части, — ну, попадешься ты мне без свидетелей!»

— Так что, вязать? — повторила вопрос санитарка.

— Не-ет! Она спать не хочет! А если ее привязать, так она может и уснуть! Значит, ее привязывать нельзя!

— А что? На укол? — санитарка томилась «в непонятках».

— Зачем укол? И от укола она может уснуть. А ей спать не хочется! Правда, Алекс? Ты ведь не хочешь спать?

Алекс понимала, что такие разговоры добром для нее не закончатся, поэтому предпочла отмолчаться.

«Будь что будет, — обреченно подумала она, — пусть хоть режут меня, я слова не скажу».

— Вставай, — взгляд медсестры был уверен и тверд, видно было, что она уже придумала наказание, — пойдем за мной…

В туалете она ткнула женщине в руки тряпку и ведро.

— Так, красивая ты наша! До утра «вылизать» весь туалет, чтоб унитазы блестели! Поняла? И не дай Бог тебе пойти в палату без моего разрешения! И не дай Бог тебе уснуть раньше, чем я позволю это сделать! Ты поняла? — заорала она на все отделение, и тут же в наблюдательной палате отозвались несколько голосов:

— Поняла, я тебя спрашиваю?

— А я поняла!

— Я все поняла, Вера Сергеевна!

— Заткнитесь, дуры! — медсестра, кажется, была взбешена не на шутку, поэтому Алекс предпочла повиноваться…

Голова раскалывалась, руки от уколов тряслись, как у параличной. Еле удерживая тряпку, Алекс начала елозить ею полы. Это было трудно, но она все-таки пыталась добросовестно работать. Потом плюнула, села в углу на перевернутое ведро, потеребила рукой уже ставшую ей родной цепочку на шее, которая, как всегда отдавала спокойствием и теплом, и нервно закурила…

Непроизвольно в памяти возник ее малыш. Та самая крохотуля, которую она так хотела и ждала. Она видела его лишь мгновение, потом он перестал дышать.

— Нет, нет, спасите его, спасите! Пожалуйста, я прошу вас! Сделайте хоть что-нибудь! Ну, хоть что-нибудь! — безудержно кричала Алекс, но врачи были бессильны…

…Она любила своего мужа. Наверное, любила. И он, наверное, любил ее. По-своему любил. Они познакомились в психиатрической клинике, когда Алекс было двадцать лет. Оба инвалиды, шизофреники. Оба периодически выходили из этого состояния и были нормальными людьми. Сначала, лежа каждый в своем отделении, они переписывались заочно, потом на воле встретились, месяц повстречались и расписались. Он был добрым и веселым. Но иногда шутил нелепо, по ненормальному…

Чуть больше, чем за месяц до родов, Юрий потащил Алекс на крышу тринадцатого этажа.

— Ты что, Юр, ты же знаешь, что я высоты боюсь!