На перепутье: Воительница (СИ)

— Живой, — шепчу ему в шею. Не могу остановить пальцы — они дрожат, несильно сжимают его волосы, касаются шеи, плеч, будто все еще не верят, будто боятся, что это иллюзия, опасная игра воображения.

— Живой, — повторяет он охрипшим голосом. Не могу оторваться и взглянуть в лицо, но догадываюсь, что он улыбается. — А ты снова плачешь, пуленепробиваемая… — он усмехается, медленно поглаживая по спине. — Я боялся, что меня больше ничего не удивит. Это было ошибкой. Ты никогда не перестанешь меня удивлять.

Мужчина сжимает плечи, чуть отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, а затем прижимается лбом ко лбу. Возможно, этот момент долог, но мне он кажется несправедливо коротким. Возникший между нами жар тревожат легкое дуновение ветра и коснувшийся ладоней холодок.

— Снег идет, — говорю тихо, вскинув взор к затянутому серым покрывалом небу. — Раньше я никогда не видела снега.

Большие пушистые снежинки неспешно кружатся в причудливом танце. Ласково касаясь волос и лица, вызывают приятную дрожь.

— Горы близко, здесь холоднее… В городе его не увидишь. — Мгновение Джон молчит, а после продолжает так тихо, что чудится, будто его голос звучит в голове: — Возможно, тебе покажется это странным... Но в моей стране существует примета, связанная с первым снегом. Она говорит, что если попасть с любимым человеком под первый снег, он окажется тем самым, с которым ты проведешь весь последующий год. Глупость, должно быть... Но сейчас мне хочется верить, что это правда.

Не нахожу что сказать в ответ. Да и любые слова кажутся лишними, а те, что я хочу сказать, не могут вырваться, как бы сильно я этого ни желала и как бы сильно этого ни желал Джон. 

И правда глупость... Ведь для меня этот снег в чужом мире не только первый, но и последний.

Глава 43. Смена места и цели

Джон, две недели спустя

Сколько ни убегай от суеты, в какой стране от нее ни прячься, она все равно найдет и нагонит. Я сменил суету Сиэтла на суету Эдинбурга, но оно того стоило. Наверное, будь я сейчас один, встречал бы Рождество в своей квартире, глядя на освещенный огнями город. Но в этом году мне повезло… Я встречаю светлый праздник не в одиночестве. Рядом любимая девушка, задерживающаяся у каждого прилавка, где радушные шотландцы представили одурманивающую выпечку, фигурки, искусно вырезанные из дерева, новогодние игрушки и даже украшенные килты.

Ее привлекает любая мелочь. Улыбка любого шотландца покоряет сердце. Она виновато поглядывает на меня всякий раз, когда ее внимание захватывает какая-нибудь безделушка, и, не забывая обворожительно улыбаться, надолго пропадает у ларьков. А впереди еще целая ярмарка, уйма торговцев и целая рождественская ночь…

Две недели назад мы и не могли подумать, что за два дня до Рождества решим перелететь океан, чтобы провести время в древней стране кельтов. Тогда нас заботило случившееся в лесу: пойманные преступники, тайные ходы под землей, в которых они хранили поставляемое оружие, закрытие дел…

Тот день вспоминается только с сжимающим сердце страхом. То, что мне и похищенным девушкам удалось открыть железную дверь и подняться наверх до взрыва, нельзя назвать никак иначе, как чудом. Крыша обвалилась, рухнули стены, но мы выжили, выбрались из обломков, пусть и покалеченные, но живые.

Все закончилось. Томас и Николас во всем сознались и после суда понесли заслуженное наказание. Дело о мстителе было закрыто, но без жертв не обошлось — многие девушки погибли во время экспериментов. Некоторых заказчиков и поставщиков найти не удалось. Бесполезным занятием оказался и поиск так называемой «шеи» преступной группы, о которой упоминал Рональд. Томас до последнего утверждал, что никакого разделения на «голову» и «шею» никогда не существовало, и что именно он занялся похищениями черноволосых девушек, в число которых вошла и Наари. В таком случае, как заключил отдел, он и был мстителем, хотя всю грязную работу делали за него.

Несколько дней назад, незадолго до отъезда в Эдинбург, комиссар в качестве награды предложил мне повышение до должности шефа. Желания быть на месте Томаса не возникало ни до закрытия дела, ни после, поэтому я уверенно отказался, чем немало удивил комиссара. Еще больше он удивился, когда я подал рапорт об увольнении по собственному желанию. После рождественских праздников мне останется отработать месяц до даты увольнения, а дальше я уйду в свободное плавание. Возможно, найду хобби, занятие по душе, и вернусь домой, к сестре и племяннице.

Большие изменения коснулись и жизни Дока. Его восстановили в должности, но он не пожелал задерживаться в полицейском управлении Сиэтла. Оставив службу, Уильям достойно попрощался с женой, а затем продал жилье и махнул в родные края, Калифорнию, к обожаемому мопсу Тото и единственному родственнику — тетушке Изабель. Хоть и до дня отъезда успел все уши прожужжать о том, что она искусная воровка печенья…