На первом дыхании

— Опять эти фокусы?.. Опять?! — И он грозно стучит своей загипсованной рукой по перегородке. Звук жутковатый. Светик вся замирает.

— Почему вы задержали мою сотрудницу? — наступает Каратыгин на старшину.

— А ну не кричите!

— Не нукайте!.. Это моя сотрудница — вот она!.. Оля! Собирайся! Живо! Пойдем отсюда!

— Как это «пойдем»? — встает на дыбы старшина. Но встает на дыбы не слишком. Светик это тут же примечает. Видно, там уже есть какие-то счеты. Видно, Каратыгина просто так не заткнешь. Светик знает, кого привести на помощь. У Светика нюх. Ай да Светик!

— Где лейтенант?! — требует и шумит Каратыгин.

Возбуждение Каратыгина передается окружающим. Спекулянты тоже начинают возмущаться. Пользуются моментом.

Старшина спешно выводит всех троих в коридор — Каратыгина, Олю и Светика. Точнее сказать, Светик сама присоединяется к ним.

— Алексей Сергеевич, вы, это самое… уймитесь, — говорит старшина. — Вы слышите, как вы всех взбудоражили.

Каратыгин не слушает. Он качает права:

— Мои сотрудники и я имеем право бывать на рынке когда нам угодно. Вы поняли?.. Это наш хлеб. Это наше дело…

— Я понимаю. Я…

— В тот раз вы запихнули в свою дурацкую машину меня. А теперь ее?!.

Они бранятся.

Тем временем Светик замечает, что молоденький милиционер поглядывает. На Светика и на Олю. Смазливенький. Но ведь Светик и Оля тоже ничего. Пусть поглядывает.

— Это бывает, — говорит молоденький мент чуть слышно.

— Что? — спрашивает Светик (ее приняли за научного сотрудника).

— В нашей работе бывают промашки. — И милиционер как бы извиняется. И улыбается Светику. Но Светик гордо отворачивается. Держит честь фирмы. Знай наших. Светику вдруг становится приятно чувствовать себя научным сотрудником. Такой, как Оля.

Каратыгин и старшина уже не шумят — стычка на излете. Они закуривают.

Оля тихонечко тянет Светика за руку — дескать, пошли. Но Светик не спешит. Она очень близко стоит от старшины. И от молодого милиционера близко. (Его зовут Сергей… Сережа…) Пусть лишний раз они заметят Светика. Так сказать, молодую научную сотрудницу. В глазах у Светика сама наивность. Выражение мягкое. Кроткое. Ах, дескать, в какую неприятность мы попали…

Они идут улицей. Оля вдруг говорит:

— Я ведь пришла к вам — думала, свяжусь-ка я со спекулянтами… Ты извини, Светик.

— Валяй.

— Думала, свяжусь — буду доставать какие-нибудь старинные книги. А у вас обычные книги. Те, что в магазинах. Те, что в библиотеках есть… А мне хотелось, например, достать «Книгу печалей и радостей». 17-й век. Для Алексея Сергеевича.

— Влюблена в него?

Оля смущается.

— Мне хотелось достать ко дню его рождения.

— Ах, ах… Ко дню его рождения, — подсмеивается Светик. Но только чуточку подсмеивается. Ведь действительно старых книг у нее нет. Крыть-то нечем.

Светик говорит:

— Займемся и старыми книгами. Не все сразу.

Оля торопится уйти.

— Ладно… Будь здорова!

Светик идет домой — усмехается. Чего только не бывает в жизни. Ишь, влюбленная. Небось решила проникнуть в грязное спекулянтское логово. И сделать милому подарочек. Ко дню рождения…

* * *

В тот же день Светик видит Каратыгина на рынке — его и церковного служку Павла. Они разговаривают.

Каратыгин привел сегодня с собой двух книжников. Видно, своих приятелей. Оба бородатые и смешные. Оказывается, им-то и нужно «Житие».

— Мы филологи, нам книга очень нужна, — говорит один из бородачей.

«Фил-олухи», — думает про себя Светик. И раскрывает пошире ушки. Стоит возле — в шаге от них — и просматривает «Книжное обозрение». Она его регулярно просматривает.

Окающий Павел заломил с них те самые пять сотен. И стоит на своем. Как бульдозер. Такого не свернешь.

— Милый, ты ж в Бога совсем недавно веровал, — упрашивает бородач. — Нам для дела, а ты цену загнул.

Второй бородач смеется:

— Ты варвар. Тебя бы в милицию сдать надо.

Окающий Павел понимает, что шутят. И сам же первый смеется. И жмет на свое «о»:

— А я не боюсь. Не боюсь. Не боюсь.

— Бога не побоялся, — передразнивает его Каратыгин, тоже окая.

— А мне надоело в церкви. Зачах я там. Людей хочу посмотреть.

— Уступай цену, а?

— Нет.

Они болтают. И листают книгу — то бородачи, то сам Каратыгин, — от этого «Жития» у них вот-вот слюнки потекут. Светик скосила глаза. Наблюдает. Книга как книга, а какая цена!

Те расходятся. Не договорились.

Окающий служка подходит к Светику — смеется. И говорит, поглаживая книгу, как дорогую кошку:

— Слыхала?.. Не уступлю им ни рублика.

— А если откажутся?

— Такой книги нигде нет. Не откажутся. Им диссертации писать.

Глава 3

Воскресенье. Несколько пасмурное утро. Светик замечает на рынке окающего служку. Недоделанного попика. С его «Житием».

— Не продал еще?

— Нет. — И он начинает жать на «о», как жмут на педали: — Потомлю их еще, потомлю. Пусть хорошенько дозреют…

По лицам этих фил-олухов (Светик видела их вчера) чувствуется, что они действительно дозревают. До пяти сотен. И ни рубликом меньше.

Вот и дождь. Накрапывает. Книжный рынок пустеет.

— Пойду, — говорит служка. — Они умоляли, чтобы я потолковал с ними в обед. Но я пойду. Пусть потомятся. Пусть дозреют.