На пике века. Исповедь одержимой искусством

Однажды я зашла в его студию и остолбенела. На мольберте стояла маленькая картина, которую я раньше никогда не видела. На ней была изображена странная фигура с головой лошади и в то же время головой самого Макса, с телом человека в блестящих доспехах. На это странное создание, держа руку между его ног, смотрела я. Не та я, которую знал Макс, но девочка восьми лет. У меня сохранились мои фотографии в том возрасте, и сходство не вызывает сомнений. Узнав себя, я расплакалась и побежала к Максу сказать ему, что он наконец нарисовал мой портрет. Он удивился и ответил, что никогда не видел тех фотографий. Из-за расположения моей руки и из-за двух копий по бокам я назвала эту картину «Мистическая свадьба». Я попросила ее в подарок, сказав Максу, что ему теперь не нужно на мне жениться и мне вполне хватит этой картины. Стоит описать остальную часть полотна, поскольку вышеупомянутое составляло только ее треть. По центру спиной стояла фигура, по признанию Макса, принадлежавшая Пегин, а слева находился жуткий монстр — женщина в красном платье с открытым животом. Живот, определенно, был мой, но две головы этого создания не имели сходства ни с кем. Это были головы зверей, одна из которых больше смахивала на череп. Сидни Дженис утверждал, что этот монстр, который показался ему очень сильным, — я, но это было позже, когда Макс написал другое, огромное полотно по мотивам первого. Во второй версии исчезла моя чудесная детская головка, уступив место некой неизвестной личности, составившей компанию Пегин. Изначальная Пегин на этой картине превратилась в тотемный столб с головой из некой субстанции, похожей на мозги. Много позже я показывала Альфреду Барру фотографии, чтобы он поддержал меня в моей теории, и его тоже очень впечатлило сходство.

По-моему, Эмили не нравились картины Макса, но она высоко ценила его коллажи. Она читала ему про них длинные лекции, из которых он не понимал ровным счетом ничего. Чтобы скрыть свое невежество и выразить признательность, он только поддакивал: «Oui, oui, oui». Однажды я сказала Эмили: «Я люблю Макса по трем причинам: он красив, он хорошо рисует, и он знаменит».

В то время я по-прежнему пыталась дополнить свою коллекцию и купить все те картины, которые мы с мистером Ридом собирались выставлять в Лондоне на первой выставке нашего музея в качестве панорамы модернистского искусства с 1910 по 1939 год. Многие картины мне не удалось приобрести во Франции из-за войны; теперь я купила их в Америке. Бретон и Макс оказали мне большую помощь в выборе. Я доделывала свой каталог, и каждый раз, когда покупала новую картину, спешила отправить ее фотографию и биографию автора миссис Феррен, моему издателю. Макс красиво оформил обложку каталога, однако я имела сильные опасения на счет текста — он казался мне слишком скучным. Я попросила Бретона спасти положение. Он постоянно твердил, что мой каталог catastrophique[57]. Таким он, вероятно, и получился бы, если бы не Бретон. Он провел в поисках многие часы и нашел высказывания каждого автора; мы вставили их в книгу вместе с фотографиями их глаз. Бретон написал изумительное предисловие и изложил в нем всю историю сюрреализма. Другое предисловие я попросила написать Мондриана, которое Чармиан Виганд перевела на английский, и еще одно Арп подготовил для меня еще в Европе. Кроме того, Бретон посоветовал мне добавить манифесты разных движений в искусстве за последние тридцать лет, и тогда мы включили высказывания Пикассо, Макса, де Кирико и других. В итоге книга вышла потрясающей; она представляла собой скорее антологию искусства модернизма, нежели каталог коллекции. Мы назвали ее «Искусство этого века».