Гарман отвез меня в Сассекс и показал дом, который он купил для своей матери. Он находился в маленькой деревушке под названием Саут-Хартинг, прямо у подножия меловых холмов. Деревня эта была совершенно безжизненной, как и все подобные поселения в Англии, но ее окружали прекрасные пейзажи. Естественно, в ней имелся приличный паб. Гарман повез меня знакомиться с его сестрой Лорной и ее мужем, издателем Эрнестом Уишартом, которого он называл Уиш. Они жили в очаровательном доме. Гарман и Уиш вместе учились в Кембридже и с тех пор остались лучшими друзьями. Жена Уиша, Лорна, была самым красивым созданием, что мне доводилось видеть. У нее были огромные голубые глаза, длинные ресницы и каштановые волосы. Ей было всего двадцать с небольшим, а замуж она вышла в шестнадцать. Из своих семи сестер Гарман любил ее больше всего, хотя все они отличались незаурядностью. Одна из сестер вышла замуж за рыбака из Мартига, а другая родила трех детей от всемирно известного скульптора. Еще одна жила в Херефордшире со своим незаконнорожденным ребенком, а четвертая полгода работала служанкой, чтобы потом полгода спокойно жить в своем коттедже на любимой пустоши Томаса Харди. Позже она усыновила мальчика и, по слухам, имела роман с Лоуренсом Аравийским, которого повстречала на той самой пустоши, но, когда я с ней познакомилась, она была еще совершенно невинна. Следующая сестра вышла замуж за знаменитого южноафриканского поэта Роя Кэмпбелла. Они были католиками, а потом стали фашистами и переехали в Испанию. Только одна сестра жила нормальной жизнью: вышла замуж за хозяина автомастерской, родила двух детей и была счастлива. В молодости Гарман, должно быть, пресытился женским окружением и теперь не имел большого желания их видеть. Тем не менее меня они крайне заинтриговали, и я в итоге познакомилась со всеми. Еще у Гармана был любимый младший брат. Он вернулся из Бразилии и теперь занимался фермерством в Хэмпшире.
Гарман был искренним, прямолинейным мужчиной с замечательным чувством юмора и живой мимикой. Будучи простым человеком, он не любил снобизма и претенциозности. Он был пуританином и несостоявшимся поэтом. В его душе жил революционер, но по своим привычкам и вкусам он принадлежал тому классу, в котором родился. Он красиво говорил по-английски и отлично знал русский, французский и итальянский. Он получил хорошее образование. Его темп сильно отличался от моего. Я была примерно в десять раз быстрее и сходила с ума от нетерпения, когда он никак не мог закончить фразу. Он был на пять лет меня моложе, отчего во мне поселилась неуверенность в себе. Он считал меня неряшливой и хотел, чтобы я одевалась лучше. И не желал видеть у меня седых волос.
Спустя шесть месяцев закончился срок аренды моего дома на Уоберн-сквер, и я с радостью переехала в Хемпстед. Мне невыносимо было принимать Гармана в доме, где умер Джон. Я почувствовала большое облегчение, когда Гарман смог свободно приходить ко мне и даже оставаться на ночь. Хотя, конечно, я продолжала его прятать.
Школа Пегин находилась рядом с этим домом — поэтому я его и арендовала. Тогда впервые после ухода Дорис она выглядела по-настоящему счастливой.
Летом Гарман помог мне найти загородный дом для детей. Я придиралась к мелочам не меньше Джона Холмса, чем раздражала Гармана, но в итоге он заставил меня снять прекрасный дом в нескольких милях от его матери в Саут-Хартинге. Он редактировал книгу и хотел жить дома, где ему легко работалось, но при этом иметь возможность приезжать ко мне.
Коттедж, который я арендовала, назывался Уорблингтон-Касл. Это был приятный фермерский дом с красивыми садами и теннисным кортом, считавшийся историческим памятником со своей башней XII века, которая составляла часть стены надо рвом. Башня была открыта для посетителей, которые периодически там появлялись.
Эмили Коулман и Джонни приехали со мной и Синдбадом, который впервые пересек Европу самостоятельно. Я пригласила дочь Гармана, Дебби, жившую с его матерью, и одну из его племянниц погостить у Пегин. Подруга Эмили Филлис Джонс обожала наших детей, и я упросила ее приехать и приглядеть за ними. Пегин училась ездить на велосипеде, и этот факт все лето вызывал у меня нервные судороги. Я сама так никогда и не освоила этот незамысловатый навык.
Уорблингтон стоял на берегу грязного залива, и купаться нам приходилось ездить к морю за десять миль на остров Хейлинг.