На пике века. Исповедь одержимой искусством

Марсель отправил меня к Кандинскому. Это был чудесный старик семидесяти лет, веселый и обаятельный, с кошмарной женой на тридцать лет его моложе по имени Нина. Все обожали его и ненавидели ее. Я спросила, не хочет ли он провести выставку в Лондоне; он еще ни разу там не выставлялся и с радостью согласился. У него был друг в Англии, который владел большим количеством его работ — сэр Майкл Садлейр.

Кандинский был расстроен тем фактом, что мой дядя Соломон Гуггенхайм предпочел Рудольфа Бауэра, его третьесортного имитатора. Как утверждал Кандинский, он сам советовал моему дяде купить картины Бауэра, тогда как Бауэр, заняв его место, ни разу не предложил моему дяде купить Кандинского. Он хотел, чтобы я уговорила дядю приобрести одну его раннюю работу. Я пообещала сделать все, что в моих силах, но не могла ожидать, к какому это приведет результату.

В Лондоне Кандинский с женой сами полностью организовали выставку. В нее вошли картины с 1910 по 1937 год. Я только и сделала, что отправила им план галереи, а они сам решили, где какую картину повесить. Они были очень практичны. Кандинский куда больше смахивал на брокера с Уолл-стрит, чем на художника. Госпожа Кандинская вела себя отвратительно, и я удивлена, что они вообще продали хоть одну картину — такая она была жадная. В конце выставки я купила одно полотно 1937 года и одну из его великолепных ранних работ. Позже в Нью-Йорке я приобрела много других, но я бы хотела сейчас иметь несколько картин с той выставки.

Как-то раз во время выставки в галерею пришел учитель искусства из Северной Англии и стал умолять меня дать ему показать десять работ Кандинского ученикам его школы. Меня умилила эта идея, и я написала Кандинскому. Он ответил, что с удовольствием даст свое разрешение, но со своей обычной деловитостью добавил, что картины необходимо застраховать. Когда выставка закончилась, приехал директор школы, пристегнул десять холстов к своему автомобилю и уехал. Уверена, с Кандинским никогда до тех пор не обходились столь фамильярно. Возвращая картины, директор сказал мне, как много это значило для его школы.

Как я и обещала, я написала своему дяде и поинтересовалась, имеет ли он все еще желание купить ту раннюю картину Кандинского. В ответном письме дядя вежливо сообщил мне, что он передал мое послание баронессе Ребай, куратору музея, и что она сама мне ответит. Через какое-то время я получила шедевральный документ:

Уважаемая миссис «младшая» Гуггенхайм,

Мне было передано для ответа ваше предложение о продаже картины Кандинского.

В первую очередь считаю необходимым сообщить, что мы не приобретаем произведения у дилеров, поскольку величайшие художники сами предлагают нам свои работы, а во-вторых, даже если острая нужда вынудит нас обратиться к галерее за исторически важным произведением искусства, ваша галерея в нашем списке будет последней.

Чрезвычайно горько видеть, как сейчас, когда имя Гуггенхайм ассоциируется с высокими идеалами в искусстве, вы очерняете его попытками использовать для торговли, как будто наше великое филантропическое дело можно превратить в подспорье для маленькой лавчонки. Шедевры беспредметного искусства, как вам предстоит узнать, не рождаются десятками, чтобы галереи могли на них наживаться. Коммерция и настоящее искусство несовместимы именно по этой причине. Вскоре вы обнаружите, что плодите посредственность, если не откровенную бездарность. Вы вполне можете себе позволить покупать произведения беспредметного искусства, если оно вас интересует, и начать собирать собственную коллекцию. Таким образом вы вступите в плодотворное сотрудничество с художниками и оставите своей стране достойную коллекцию, если вы умеете выбирать. Если не умеете, то и в торговле вас ждет неудача.

Благодаря дальновидности человека, который многие годы собирал и защищал настоящее искусство, и моей работе и опыту, имя Гуггенхайм стало символом великого искусства, и крайне безнравственно использовать его, а также наш труд и славу, в погоне за прибылью.

С уважением,

Х.Р.

P.S. В ближайшее время мы не планируем высылать нашу новейшую публикацию в Англию.

Во время выставки Кандинского ко мне в Лондон приехал Брайан. Мы только и делали, что говорили о Беккете, которого оба обожали. Думаю, Брайан хотел жениться на мне, но я не имела такого намерения. Я испытала большое облегчение, когда он спустя неделю вернулся в Париж.