На пике века. Исповедь одержимой искусством

Однажды меня пригласил на ужин Эджел Рикуорд и спросил, не окажу ли я важную услугу Коммунистической партии. Они просили меня предоставить мою квартиру для Луи Арагона и целого съезда писателей-коммунистов в Лондоне. Им нужны были роскошные апартаменты, поскольку в Париже английских писателей встретили по-королевски и разместили в отеле на авеню де Опера. Я отказалась, сказав, что моя квартирка в Блумсбери вовсе не такая шикарная, что в ней нет прислуги и расположена она на третьем этаже в доме без лифта. Коммунистам пришлось продолжить поиски.

Уин Хендерсон была удивительной женщиной. Не представляю, что бы я делала без нее. Благодаря ей в галерее все работало как часы, хотя прежде она не имела подобного опыта работы. По профессии она была полиграфистом и умела обращаться со многими современными типографскими станками. Ее стараниями мы всегда печатали изумительные приглашения и каталоги. Она обладала практическим умом, необычайным тактом и светскими манерами и запоминала лица всех посетителей галереи, на что я была не способна. Она умела наслаждаться жизнью. Как-то раз я заставила ее пересчитать всех своих любовников. Она оставила это занятие, дойдя до сотни. В то время она сильно растолстела, но в молодости, должно быть, была настоящей венецианской красавицей. К ее печали она уже не пользовалась таким успехом у мужчин, но никогда не завидовала чужому счастью. Более того, она все время побуждала меня радоваться жизни. Несколько лет назад она пыталась свести меня со своим любимым сыном Айоном, а потом переключилась на младшего, Найджела. Он был душкой, но я всегда относилась к нему лишь как к славному ребенку, хотя любила его нрав и чувствовала, что мы сделаны из одного теста. Когда Уин поняла, что ничего не выйдет и что я все еще влюблена в Беккета, она отправила меня обратно в Париж. Беккету польстил мой визит и моя настойчивость. Он находился в странном состоянии и сказал, что однажды наша жизнь наладится. С самого рождения у него оставались ужасные воспоминания о жизни в материнской утробе. Они без конца его преследовали, и у него случались кошмарные приступы удушья. Он не мог определиться, хочет ли он меня, но отпускать меня он не решался. (В качестве замены нашей сексуальной жизни мы беспробудно пьянствовали и гуляли по Парижу до утра.)

Моя влюбленность в Беккета зиждилась на уверенности в том, что он способен на большую страсть и что я могу ее в нем разбудить. Он же это всегда отрицал и говорил, что мертв, что не способен на человеческие чувства и потому не смог полюбить дочь Джойса[36].

Я спросила у Хелен Джойс, что мне делать с Беккетом, и та посоветовала взять его силой. И вот однажды вечером, когда он вел себя нерешительно и будто бы против своей воли склонялся ко мне, мы шли с ним домой, и я подумала о том, насколько меньше он станет мне нравиться, если я его заполучу. Когда он взял меня под руку и у меня в голове промелькнула иллюзия, будто все решено, я поймала себя на мысли: «Как же скучно». Тем не менее я настояла на том, чтобы остаться у него на ночь. Внезапно он испугался и бросился прочь, оставив меня одну в квартире. Мне было так плохо, что я встала в четыре утра и написала стихотворение, которое оставила у него на столе, а затем уехала обратно в Англию.

К моим вратам пришла гроза:
Женщина. Или судьба?
Я слышу колокола звон.
По жизни иль по смерти он?

Ей движет страсть, мной — пустота.

Возьмет ли верх мой вечный страх?
Предпочту ли боль разрыва
Тому, что время нам сулило?
Чем дольше я веду с ней бой,
Тем громче звон за упокой.
Дать ли отсутствию желаний
Сгубить ее Святое пламя?

Итак, мне вновь пришлось отказаться от своих притязаний на Беккета. Но вскоре мне было суждено снова увидеть его, когда он приехал в Лондон на открытие выставки его обожаемого ван Вельде. Когда картины развесили на стенах моей галереи, они еще сильнее стали смахивать на Пикассо. Судя по всему, все критики сошлись на том же и не стали привлекать к этой выставке большого общественного внимания. Ван Вельде же был счастлив, так как я продолжила покупать его картины под разными именами и часть из них раздаривать друзьям. Все потому, что я любила Беккета, а Беккет любил ван Вельде.