На подступах к Сталинграду

В каждой теплушке разместилось по четыре десятка бойцов или по восемь грузовых лошадей. Но попадались и такие вагоны, где третью часть занимали полати, устроенные для людей, а напротив имелись стойла с четырьмя животинками.

Поэтому некоторым бойцам весьма «повезло» и они оказались не в переполненном людском общежитии, а в хлеву на колёсах. В дополнение к радости такого соседства скотину нужно было кормить и поить, а главное, выгребать за ней кучи навоза.

В каждой теплушке имелось два входа. Они находились в средней части вагона и открывались на обе стороны железнодорожных путей. Между ними имелась свободная площадь величиной три на два метра. Здесь стояли двадцатилитровая армейская фляга с питьевой водой и переносная чугунная печь высотою не более метра.

Насколько знал Павел, эти времянки звали «буржуйками». Странное слово прилипло к ним ещё в годы Гражданской войны. Почему их так звали, было неясно. То ли за то, что в те далёкие годы их удавалось купить лишь богатым буржуям, то ли ещё по какой-то причине, но прозвище не забылось и бытовало в народе до настоящих времён.

Жестяная труба торчала из цилиндрической топки, похожей на обрезок трубы шириной в один локоть. Прорезала деревянную крышу и выводила наружу дым от пылающих дров.

Кроме столь важного агрегата, на свободном пространстве стояло ведро с круглой крышкой. Этот важный в жизни предмет все презирали, но постоянно им пользовались.

А куда было деваться? Поезд летел, словно птица, и шёл вперёд по многу часов. Редко тормозил на вокзалах, да и то лишь на пару минут. Так что бойцам было некогда искать придорожный сортир. Дежурные едва успевали выйти наружу и вылить на рельсы содержимое бытового устройства.

Сначала было сложно справлять нужду на виду у десятков людей, но все быстро привыкли к таким неудобствам. Кто-то вспомнил, как зовут бытовое устройство «на зоне», и стали кликать его ласковым словом «параша».

Для освещения имелся керосиновый фонарь «летучая мышь», который свисал с потолка в центре прохода. Свежий воздух поступал через четыре узких невысоких окошка, закрытых частой решёткой снаружи. Они находились в углах вагона и размещались под крышей.

Когда-то давно в рамах имелись парные стёкла, но потом они благополучно разбились, и теперь от них не осталось даже мелких осколков. Хорошо, что стояла жара и внутрь влетал ветерок, насыщенный запахом позднего лета.

После принятия военной присяги граждане стали считаться служивым сословием, и отношение к ним слегка изменилось. Теперь их не стерегли, словно в обычной тюрьме. Энкавэдэшники куда-то исчезли, а роль внешней охраны принялись выполнять офицеры РККА.

Армейские порядки были мягче, чем те, что бытовали «на зоне». Поэтому двери не запирались снаружи, и их открывали в любое удобное время, даже на полном ходу. На всякий пожарный случай здесь имелось лёгкое ограждение. Прочный брус крепился в метре от пола, пересекал широкий проём и не давал выпасть людям во время езды. Особенно на крутых поворотах.

Благодаря такой заботе путейцев на эти перила можно было опереться локтями. Высунуть голову из теплушки и дышать свежим воздухом. Чем новобранцы и занимались от нечего делать.

В хорошую погоду они торчали у двери. Смотрели на местность и станции, пролетавшие мимо. Балагурили и махали руками девицам, стоящим на железнодорожных перронах. Жаль, что гражданки в ответ только хмурились, но никогда не отвечали на крики. Видно, не хотели вступать в разговор.

В теплушке, где оказался Павел и миномётчики, собрались сплошь деревенские люди, которые сроду не выбирались из родного района и не представляли, куда теперь едет их эшелон.

Несколько стариков-пехотинцев были не в счёт. Они путешествовали на фронт очень давно и всё порядком забыли. Так что оставалось только следить за мелькавшими мимо вокзалами и уповать на то, что попадётся имя знакомого города.

Наконец он увидел надпись «Саратов», потом «Сталинград» и понял, что едет на юг. Затем поезд свернул прямо на запад. Прогрохотал по мосту через реку с названием Дон и двинулся дальше.

Через трое суток после отъезда поезд резко замедлил ход и замер возле узкого перелеска. Стояло тихое раннее утро, но поспать в этот день миномётчикам не удалось.

Раздалась команда: «Покинуть вагоны!» Бойцы вскочили с полатей. Спешно оделись за положенные сорок секунд. Схватили оружие и вещи с мешками. Выпрыгнули из теплушек и, поправляя форму, сильно помятую за время поездки, построились вдоль железной дороги.

Сержанты проверили, все ли на месте, и встали во главе отделений. Лейтенанты приняли от них доклады. Приказали своим взводам: «Шагом марш!» – и отвели подчинённых на несколько километров от насыпи.

Здесь оказался невысокий пригорок, на котором росла старая сосновая роща. Офицеры построили полк по литере «П» так, что обе длинные ножки упёрлись в подошву холма. На песчаный бугор зашёл полковой командир. Встал меж могучих стволов, покрытых коричнево-красной корой. Набрал полную грудь воздуха и произнёс короткую «звонкую» речь.