— Подождём ещё три часа, — не глядя на него, сказал наш начальник, — и в шесть утра поедем в Алчедар. Потом в районный центр, в милицию и объедем все больницы. Если Лёву не найдём, попросим дать нам людей и прочешем весь район.
Вскоре небо начало очищаться. Побледневшая перед рассветом луна заглянула к нам в лагерь. И вдруг ночную тишину нарушил возглас Володи:
— Георгий Борисович! Почему вы молчите? Лучше ударьте меня!
Гэбэ молча долго и внимательно смотрел на Володю.
— Что толку, если я тебя ударю? — с горечью, словно в раздумье, проговорил наш начальник. — От этого у тебя не проснётся совесть, не изменится отношение к людям, не появится уважение к труду. Что толку? Ты способный человек и не раз говорил мне, что археология для тебя — всё. Ты будущий археолог. Ты, так же как и я, знаешь задачу и цель нашей работы в Приднестровье… — Гэбэ закурил и встал. — И то, что мы имеем уже неопровержимые доказательства, — снова медленно заговорил он, — что города славян-тиверцев существовали… А ты считаешь, видимо, что это тоже нам приснилось! Ты посмотри на своих товарищей: с каким энтузиазмом все работают! Александр Степанович… Если он не сидит за баранкой и не чинит машину, то он целые дни копает на городище. В его обязанности это вовсе не входит. А Валентина Львовна?.. Хотя она женщина и устает больше… А все ребята? Их силой приходится уводить с городища. А ты? Ты ведь нечестно относишься к труду… И если с Лёвой что-то случилось, то по твоей вине. Я тебе поручил младшего товарища…
— Лёва не погиб! Этого не может быть! — исступлённо закричал Володя, закрывая лицо руками.
Александр Степанович, услышав его крик, отвёл взгляд от костра, сел и резко сказал:
— Ты тут истерики не устраивай, не барышня! Ты лучше скажи, как ты его бросил?!
Володя молчал, закрыв лицо руками. Потом повернулся и, спотыкаясь, пошёл к себе в палатку. Плечи его вздрагивали…
Небо уже окрасилось на востоке в розовый цвет.
Защебетали в лесу птицы. Вот и первые солнечные лучи заглянули к нам в лагерь.
— Товарищи, половина шестого, ждать больше нечего! — решительно поднялся с травы Гэбэ. — Надо чего-нибудь поесть — вернёмся не скоро.
Из палатки медленно вышел Володя. Он был очень бледен, с опухшими красными глазами. Он подошёл к Гэбэ и, глядя ему в глаза, хрипло, но отчётливо сказал:
— Если Лёва погибнет, я не знаю, что будет со мной!
Георгий Борисович, положив руку ему на плечо, сказал:
— Я верю, что ты раскаиваешься. Но не пришлось бы нам за это платить слишком дорогой ценой — возможно, жизнью товарища.
Александр Степанович развёл погасший костёр, поставил на него чайник и пошёл к машине.
— Через двадцать минут выезжаем! — крикнул ему вслед Георгий Борисович.
Глава двадцать четвёртая. Арба, запряжённая волами. «Я нашёл селище!» Бородатый спаситель
Внезапно в печальную тишину нашего лагеря ворвался пронзительный скрип. Справа на дороге, ведущей мимо лагеря, по направлению к селу Алчедар, появилась большая арба на двух огромных колёсах. Она была запряжена парой старых серых волов с длиннющими рогами и немыслимо скрипела и визжала. Правил волами бородатый молдаванин в белой навыпуск рубахе и громко пощёлкивал языком и бичом. Позади него чья-то рука махала нам серой кепкой.
— Лёва!! — не своим голосом первый закричал Володя. — Лёва жив! Лёва! — и вихрем помчался навстречу скрипящей арбе.
За ним, толкая друг друга и крича, неслись и все мы. Но первым подлетел к волам Мультик и стал их оглушительно облаивать. Наверное, решил, что это родственники коровы, обидевшей его на днях.
Волы при виде мчащихся на них с криками людей испугались, замотали головами и остановились. Володя по колесу мгновенно взобрался наверх. Мы все окружили арбу. Она была полна арбузами. В углу, за спиной колхозника, на соломе сидел наш Лёва, живой и улыбающийся. Только лицо у него было изжелта-серое, а под глазами синие круги. Он сидел, вытянув перед собой правую ногу на аккуратно сложенные арбузы. У ступни она была обмотана грязным носовым платком. Да и штаны его и рубашка, продранная на груди, были не чище. Рядом с ним лежала сапёрная лопата.
Володя чуть не задавил Лёву своими объятиями.
— Осторожнее, нога! — слабым голосом закричал Лёва. — Георгий Борисович, я нашёл славянское селище, — тихо сказал он, опустил руку в карман, вытащил оттуда сложенный вчетверо измятый лист миллиметровки и протянул Гэбэ, поднявшемуся на колесо с другой стороны.
Гэбэ осторожно поднял мальчика на руки. Дюжина рук потянулась ему на помощь.
Через несколько секунд Лёва уже был перенесён в лагерь и сидел на траве, прислонившись спиной к большому ящику. Под голову ему положили подушку. Смущённо улыбаясь, он сказал:
— Нога очень болит — не сломал ли я её в самом низу?
Я развязала грязный носовой платок. Нога в щиколотке раздулась и посинела. Я на одно мгновение резко потянула её на себя. Лёва вскрикнул, и ему опять стало нехорошо. Мультик бросился к нему и впервые в жизни зарычал на меня.