На полпути

— Знаешь, кто ты? Знаешь, кто? Ты… ты… — наконец она нашла самое страшное оскорбление: — Ты такой же, как Моки. Они тоже все отбирали!.. Но ты еще пожалеешь об этом!

Животноводческую бригаду возглавил Дюри Пеллек. Это была не такая уж ответственная должность, но и не синекура, просто Дюри Пеллеку поручили руководить работой десяти животноводов в усадьбе госпожи Регины. Ему едва перевалило за тридцать, у него было смуглое, как у цыгана, лицо, крупные хищные зубы и искрящиеся благодушием глаза — словом, вполне привлекательная внешность. Но он был страшно неряшлив. Жил он со старухой матерью, которая с осени непрерывно болела. У нее едва хватало сил, поднявшись с постели, доползти до чулана, где стояла бутыль с палинкой, да и то, если ей в руки случайно попадали ключи от чулана, забытые сыном. Ее многочисленные дочери по очереди приходили к ней один-два раза в неделю постирать белье и наварить кастрюлю капусты, которая, как известно, долго не портится и, чем чаще ее подогревают, тем вкуснее делается. Соседки и родственники приносили больной старухе тарелку супа, зажаренного в сухарях цыпленка, а Дюри ел одну капусту, наваренную на целую неделю. Он не решался ее выбросить, потому что жесткое копченое сало опротивело ему еще больше. На Дюри сказывалось отсутствие женской заботы. Он ходил в огромных потрескавшихся резиновых сапогах, которые сваливались у него с ног, когда он припускался за какой-нибудь строптивой коровой; на голове у него всегда был черный берет, прослуживший ему с десяток лет, а на боку болтался старый чехол от противогаза, куда он клал завтрак. В таком виде явился он к госпоже Регине, чтобы получить ключи от двух ее комнат, отведенных под хранение отрубей и молочной посуды.

Кому приятно, когда чужие люди шныряют по двору? Да еще лезут в дом, где могут совать нос в кастрюли? Господи, ко всему они еще неряхи и грязнули! Тащат в дом грязь, навоз, на ходу просыпают отруби. Устраивают беспорядок в красиво убранной прихожей. И кроме того, подмечают, кто к ней, Регине, пришел, что делает, долго ли сидит. И как она за все это ненавидит Дани, готова задушить его собственными руками! И так как у нее не было возможности сделать это, она злилась еще больше.

— У меня нет ключей, — сердито бросила она Дюри. — Где они, черт их знает! Запропастились куда-то!

Дюри обычно не покидало благодушное настроение, когда не было особой причины для огорчений. И теперь такой причины не было; к тому же он мог в свое удовольствие пялить глаза на красивую опрятную женщину. Он ответил с широкой улыбкой:

— Пустяки, милая госпожа Регина. У нас есть свой кузнец, и мы закажем ему новые замки. А у него, что никогда не лишнее, прибавится трудодней. — Повернувшись на каблуках, он пошел к двери, а там с широкой улыбкой добавил: — Вам будет хуже, милая госпожа Регина, если мы не поладим.

В полдень, когда животноводы расположились в тени навеса позавтракать и достали еду из своих сумок, карманов, а Дюри вытащил из противогазного чехла кусок жесткого копченого сала, на крыльцо барского дома вышла госпожа Регина и направилась к ним.

— Неужели она никогда не работает? — спросил один из животноводов. — Что она будет есть зимой?

— Не беспокойся, у нее хватит припасов.

— У нее есть и приусадебный участок.

— И свинья, и уйма поросят.

— Но если не заработаешь восьмидесяти трудодней, отберут приусадебный участок.

— Кто знает, так ли это.

Подойдя к ним, Регина выразительно посмотрела в глаза Дюри и сказала:

— Господин Пеллек, я отыскала связку ключей. Не проверите ли вы, может, среди них найдется подходящий.

Дюри застегнул чехол от противогаза — сало уже не лезло ему в горло — и пошел за Региной в дом.

Подождав его немного, животноводы заподозрили, что он пропал неспроста, и заглянули в окно дома. Потом они пошли работать и долго пересмеивались, измышляя, чем бы поддеть Дюри, когда он вернется. Дюри же объявился только перед вечерней дойкой. На него посыпались ехидные вопросы и непристойные шутки, но этого парня ничем нельзя было пронять. Его широкое смуглое лицо сияло неземным блаженством:

— Я ел суп! Куриный бульон! Золотистый, а вкус… Господи, когда я ел последний раз куриный бульон? Зимой, на свадьбе у Терци Хорвата, но по сравнению с этим он был как вода.

В тот же вечер Дюри выкинул всю капусту, наваренную на неделю.

— За что меня посадили на одну капусту? — негодовал он.

Каждый день Регина угощала его горячим обедом. Животноводы потешались, издевались над ним, а ему все как с гуся вода. Он любил строить из себя шута и раньше тоже разрешал другим посмеиваться над собой. Однажды самый старый скотник Михай Тар, меняя соломенные подстилки коровам, сказал Дюри:

— Смотри, как бы тебе не обошелся дорого куриный бульон. Знаю я эту хозяйку, она вечно батраков обставляла.

Дюри самодовольно постучал себя по лбу и махнул рукой.