И очень не хотелось думать, что Курт плетётся за мной только на случай моей безвременной кончины, чтобы стянуть так приглянувшиеся Юдже кайры. Но, скорее всего, эта версия его поведения и была единственно верной. Посему я был предельно осторожен и уходил с чужих путей заранее.
С детства приученный к всестороннему разбору событий (свойство полезное, но отнимающее неоправданно большое количество времени и сил), я решил для начала заглянуть к отцу Шэрола. Поскольку встречу мне не назначили, пришлось смиренно ожидать ответа у входной двери Королевской библиотеки. Честно говоря, не думал, что Хранитель захочет меня видеть, однако получил приглашение войти. Только следуя за провожатым по уже знакомой галерее, я догадался, чем объясняется уступчивость книжника: должен же он получить назад дневник, которым несомненно дорожил…
Граф ждал меня в том кабинете, где мы так славно разговаривали за бокалом вина, но в этот раз даже воздух комнаты был напитан скорбью.
Я положил принесённый дневник на стол. Книжник, за два дня постаревший лет на двадцать, скользнул безжизненным взглядом по потёртой обложке.
— Я сделал перевод, граф. Если это вас ещё интересует… — Пачка исписанных листов легла рядом с книгой.
Ответом мне было молчание. Я стоял напротив сидевшего за рабочим столом графа и не мог придумать, что делать. Прекрасно понимаю чувства, мятущиеся в душе несчастного отца, но скажите: есть ли в том, что они возникли, моя вина?
Пауза, затянувшаяся минуты на две, мне не понравилась. Ждать, когда в книжнике проснутся хоть какие-то эмоции, я не мог, посему собрался уходить, когда он всё же проскрипел:
— Вы, верно, пришли за обещанной платой? Получите!
Мне под ноги полетел кожаный комок. Слабо затянутые завязки не смогли удержать содержимое кошелька: серебряные монеты, жалобно звеня, раскатились по паркету. Зачем ты так, дяденька?
— Благодарю, что столь щедро оценили мои скромные усилия.
— Если бы мог, я бы заплатил вам иначе, лэрр! — Поднятый от бумаг взгляд обжёг меня ненавистью. Ненавистью, мгновенно залившей ледяным холодом мою душу. Вот, значит, как… Хорошо.
— И как же именно, граф? Вызвали бы меня на дуэль? Не думаю, что это хорошая затея… Впрочем, вы можете нанять убийц, как поступила возлюбленная вашего сына…
— Убийц? — Взгляд дрогнул.
— Ну да. Молодые люди не поделились с вами своими изобретениями? Странно… Я бы на их месте похвастался. Хотя понимаю, почему они промолчали: первый удар ведь не достиг цели. А жаль, если бы меня убили на Аллее Гроз, Шэролу не пришлось бы стараться заслужить благосклонность Роллены, идя на преступление…
— Он не совершал… — начал было граф, но от моей усмешки осёкся и пристыжённо умолк.
— Не совершал? Полноте, сударь! Шэрол — мальчик начитанный и хорошо знал, как «рубиновая роса» действует на эльфов. Более того, он знал, насколько меня ЭТО не обрадует. Единственная вещь, ускользнувшая от его внимания, — вероятность того, что кто-то ещё попробует отраву… И не просто попробует, но и обольёт ею меня, чтобы не осталось ни малейшего сомнения. Если бы Магайон не выпил половину отравленного вина, могло бы произойти много неприятных вещей, граф. Думаю, вы догадываетесь хотя бы о некоторых из них… Догадываетесь?
Он молчал, позволяя мне продолжать.
— Шэрол заслужил наказание. И тем, что избрал для мести столь некрасивый способ, и тем, что претворил его в жизнь. Я хотел бы его оправдать, но… не могу.
— Мой мальчик… — всхлипнул граф. Так, дело пошло…
— Понимаю, как вам тяжело, сударь, но не могу не напомнить: в случившемся есть и ваша вина. Возможно, Шэролу не хватило одного-единственного часа, который вы провели не с ним, а в окружении своих любимых книг… Подумайте об этом. Чтобы впредь не совершать подобных ошибок.
— Их и не будет… — В голосе Галеари раненым зверем билось горе. — Моего мальчика казнят… Очень скоро… Других детей у меня нет — я не смогу ОШИБИТЬСЯ ещё раз…
— Мне очень жаль, граф. Но жизнь учит нас принимать и боль, и радость с одинаковым почтением… Желаю вам никогда об этом не забывать.
Я наклонился, собрал рассыпавшиеся монеты обратно в кошель. Нет, возвращать не стал: во-первых, потому что выполнил порученную работу, а во-вторых, глупо отказываться от честно заработанных денег, даже если на них алеет чья-то кровь.
В камеру к осуждённому меня пропустили без проблем и возражений: ранг Ректора Академии вкупе с негласным руководством Тайной Стражей открывал перед Ксарроном и его приближёнными любые двери. А тюремные ничем не отличаются от всех прочих, кроме одного: в них очень легко войти, но крайне трудно выйти.